Мы уже рассказывали о жизненном пути этого челнинца – фронтовика, руководителя судьбоносных строек, человека дела.

Коллеги, выступавшие на вечере памяти в ДК «Энергетик», часто повторяли: «Этот человек работал день и ночь, лишая себя удовольствия общения с семьей».

А каким на самом деле мужем, отцом и дедом был Евгений Никанорович? Наш корреспондент встретился с его близкими и услышал интересный рассказ о его семье, традициях и увлечениях. Кстати, две его дочери, выйдя замуж, не поменяли фамилию: решили сделать подарок отцу. Младшая Татьяна с дочерью Валерией и внуком Владимиром живет в Челнах, в родительском доме в поселке ГЭС. Старшая дочь Ольга с дочерью Натальей на юбилейный вечер приехала из Москвы. Там же живут ее сын Андрей и внучка Анастасия.

Любовь с первого взгляда длиной в 60 лет

В городе Рубежном, где Евгений Никанорович учился в химико-технологическом институте, произошла встреча с Людмилой Кривко, ставшей его женой. Однажды, когда он с отцом шел по улице, навстречу им попались две девушки. И отец шепнул сыну: «Посмотри на ту, что справа, кареглазую». Было достаточно одного взгляда, чтобы сердце молодого человека екнуло. Он познакомился с ней на институтском вечере, они стали встречаться, несмотря на то что Людмила была старше Евгения на два года. В 1939 году они расписались. Супруги прожили вместе шестьдесят лет и умерли в один год – в 1999-м. Жена пережила муж всего лишь на три месяца...

– Папа вырос в многодетной рабочей семье и был девятым ребенком, – рассказывает старшая дочь Евгения Никаноровича Ольга Евгеньевна. – По народной молве, «последыши» растут хилыми, болезненными. А папа, наоборот, был рослый, большеголовый крепыш. Бабушка Мария Александровна (все внуки ее звали только так) рассказывала, что по умственному развитию он так опережал сверстников, что его в школе звали вундеркиндом и направляли на обследование в Институт мозга в Москву.

Наша вторая бабушка, мама нашей мамы, была замечательной портнихой, обшивала многих городских модниц. Ее все называли бабушка Шура. Мама окончила музыкальную школу, у нее были хорошие вокальные данные, и она мечтала стать певицей. В их доме даже был кабинетный рояль – подарок специалистов из Бельгии, строивших содовый завод в Рубежном. Но так сложилось, что выучилась мама на химика.

Обе дочери Евгения Батенчука по настоянию Людмилы Васильевны тоже окончили музыкальную школу. Главной реликвией семьи строителей было фортепиано, которое, перед очередным переездом, упаковывалось самым первым и кочевало по всей стране. На нем потом играли и обе внучки.

– Папа был очень музыкальным: природа одарила его хорошим голосом и абсолютным слухом, – вспоминает Ольга Евгеньевна. – По вечерам дома устраивались музыкальные вечера, и родители великолепно исполняли украинские народные песни, любимые арии из опер «Наталка-Полтавка», «Запорожец за Дунаем».

Жили супруги душа в душу. Конечно, бывало, и ссорились, но быстро мирились.

– Если бы не мама, которая всегда обеспечивала папе надежный тыл, ему было бы гораздо сложнее справиться с испытаниями, которые пришлось пережить, – убеждена Ольга Евгеньевна. – Есть хорошая английская пословица о том, что мужчина строит дом, а женщина – домашний очаг. У нас никогда не было хором – родители принципиально избегали роскоши, но маме всякий раз удавалось вдохнуть жизнь в пустые стены, создать уют: было много цветов, книг. Папе нравились чистота и порядок. Но он не любил, когда я при нем начинала делать уборку. Просил: «Завтра закончишь, давай лучше посидим, поговорим». Где бы мы ни жили, мама разбивала огород. Она общалась с растениями и с улыбкой говорила: «До чего же они благодарные – слова мне плохого не скажут». Было у нее и интересное хобби – лекарственные травы. Она собирала народные рецепты и всех нас лечила своими отварами.

Отношение к деньгам

Супруги Батенчук всю жизнь материально помогали своим родителям, и каждый месяц Людмила Васильевна ходила на почту – оформлять денежные переводы.

– Бабушка со стороны отца мне как-то раз призналась: «У меня много детей, но я всегда знаю, в какой день придут деньги от Люси», – говорит Ольга Евгеньевна. – Всю зарплату папа отдавал маме, а гонорары, которые получал за статьи о своих разработках в газетах и научных журналах, за преподавание в институте в Иркутске и техникуме в Вилюйске, оставлял себе. Помню, что он перевел деньги на лечение одному тяжелобольному мужчине. Он работал на стройке вместе с папой и передавал информацию о нем в КГБ. Папа тогда обо всем догадывался, но для него было важно в этой системе, чтобы «никто ничего не придумывал и не раздувал». Позже пришло от этого мужчины письмо, в котором он просил у отца прощения.

Папа обожал делать подарки, а еще никогда не приносил рабочее настроение домой. Если мама начинала что-то выговаривать, он просил: «Давай помолчим, так сегодня наговорился на работе». Он мог полежать минут десять на диване и потом с улыбкой появиться на кухне: «Корми меня, Люсенька!»

Несмотря на похоронку, родные были уверены, что Батенчук жив

Евгений Батенчук был благодарен Людмиле Васильевне за ее любовь и верность – она шесть долгих лет ждала его с войны. Находясь в плену, Евгений не знал, что Люся с двухмесячной дочкой не успела эвакуироваться и уехала в глухую украинскую деревню, где голодала, продавала вещи, чтобы купить молока для малышки. Когда Ворошиловскую область освободили от оккупантов, Людмила Васильевна послала запросы о судьбе мужа. Сначала пришел ответ, что он погиб. Потом – другой: пропал без вести.

– Мама не верила и чувствовала, что папа жив, – рассказывает Ольга Евгеньевна. – И ее сердце не обмануло.

– Впервые я папу увидела только после войны, когда мне было 6 лет, – рассказывает Ольга Евгеньевна. – После освобождения из концлагеря его не сразу отпустили домой, и он еще год работал в Краснодарском крае, в Красной Поляне, где строил гидроэлектростанцию. Встретились мы в 1946-м в детском садике. В тот день я в очередной раз подралась, и меня предупредила воспитательница, что придет военная комиссия и накажет. Смотрю, зашел в комнату высокий, худой дядя в американской форме без погон. И вдруг мне говорит: «Олечка, подойди ко мне, ты меня узнаешь?»  Я говорю: «Нет». И слышу: «Я твой папа!». В нашем доме висел его довоенный портрет, и я пугала бабушку с мамой: утром с ним здоровалась, а по вечерам желала ему спокойной ночи. Как и мама, верила, что он жив. Папа часто говорил: «Ты меня тогда в плену и спасла». На память осталось его стихотворение «Моей дочке Оле», написанное им в концлагере. Когда разговор заходил о войне, я спрашивала: «Ты стрелял в людей? Как ты мог?», а он тихо отвечал: «Это же война. Если не я, то меня бы убили…»

Знал немецкий и английский, любил поэзию

– Папа со студенческой скамьи хорошо знал немецкий язык, потом получил горькую языковую практику в плену, – говорит Ольга Евгеньевна. – Работая на иркутской стройке, он сдавал кандидатский минимум и на экзамене по-немецкому получил оценку «отлично». Но заняться наукой не удалось: кто-то, даже не бывавший на стройке, перехватил уникальный проект ведения земляных работ на плотине в условиях вечной мерзлоты и защитил на папином материале кандидатскую диссертацию. Английским папа овладел самостоятельно, в основном для чтения со словарем технических журналов. Он ему пригодился в экстремальной ситуации, когда на базу снабжения в Адлере прибыли по ленд-лизу экскаваторы «Бокей». Чтобы научить рабочих управлять ими, папа, работавший тогда главным механиком, на каждом рычаге и педали сделал наклейки на русском языке, обозначив, какую операцию выполняет тот или иной механизм. А перед этим сам всю ночь испытывал технику.

Е. Батенчук, несмотря на большие должности, неизменно оставался открытым человеком и был прекрасным собеседником в любой компании: наизусть читал стихи Маяковского, Багрицкого, Есенина, Пушкина. И, наверняка, не случайно в его семье были три героини популярных пушкинских произведений: Людмила, Ольга и Татьяна.

– Я, раскрыв рот, слушала рассказы папы и его друзей, которые умели так смеяться, что стены тряслись, – улыбается Ольга Евгеньевна. – Еще любили розыгрыши. Помню, как под Новый год в соседней комнате они посадили знакомую девушку, работавшую на радио, провели микрофон (им это ничего не стоило – все техники), и она сообщила о награждении Сталиным одного из присутствовавших медалью. С его женой, видно, от радости стало плохо. Но, узнав о розыгрыше, она на всех обиделась и ушла. Лишь спустя время вновь появилась на посиделках.

Дед Женечка и бабуля Люсенька

Ольга Батенчук после школы поступала в мединститут, но не добрала балла. Папа переживал, но ничего предпринимать не стал – слово «блат» в его лексиконе отсутствовало. Ольга устроилась на завод, а через год по направлению поехала учиться в Московский инженерно-строительный институт. Здесь вышла замуж за своего школьного друга, закончившего военное училище. Позже они уехали в длительную загранкомандировку, а свою дочку на четыре года оставили в Челнах – под присмотром дедушки и бабушки.

– До сих пор помню, с какой нежностью они, уже пожилые люди, обращались друг к другу, – рассказывает старшая внучка знаменитого строителя Наталья. – Дед был только Женечкой, а бабуля – только Люсенькой. Хотя меня никогда не баловали, не сюсюкались, но для дедушки я была Натусей, Наталочкой и он со мной разговаривал по-взрослому. Находил время прийти в музыкальную школу на концерты с моим участием. По воскресеньям мы ходили в магазин за картошкой и томатным соком в трехлитровой банке, который я обожала. Как ни просила бабуля возвращаться поскорее, у нас не получалось – деда всегда останавливали, и он часто прямо на улице на ходу решал производственные вопросы. Я тогда еще не понимала, какой у меня легендарный дед. Удивлялась его великолепной памяти: своих рабочих знал по имени и отчеству. По вечерам, каким бы усталым ни приходил с работы, мы, обнявшись, сидели на диване и общались на разные темы: он был «ходячей энциклопедией». Очень любил играть в шахматы и мог обыграть любого. Его «долгоиграющим» хобби были кроссворды, которые стопками лежали на столе, а к поиску ответов он частенько привлекал меня, хитро прищурив глаза: «Что-то не могу вспомнить, подскажи мне…»

Старшая внучка Евгения Батенчука Наталья выбрала профессию врача. Долгие годы она работала врачом-онкологом и только сейчас занялась наукой – идет по стопам деда, который в свое время не смог защититься.

– Когда я поступила в Московский медицинский институт, дедушка мной очень гордился, – вспоминает Наталья. – Был большой конкурс, и, хотя я хорошо училась, мне пришлось заниматься еще и с репетиторами. Понимала, что у деда было много знакомых влиятельных людей в Москве, но и в мыслях не было попросить помочь мне. Такое категорически запрещалось! Уже позже, когда я выходила замуж, один человек, хорошо знающий нашу семью, был искренне удивлен, что дед мне на свадьбу не подарил квартиру. И я впервые от него узнала, что деду предлагали хорошую работу в министерстве в Москве и жилье в центре города. Он отказался и решил остаться в Челнах.

– Вообще у папы, как он сам говорил, было четыре большие любви, – присоединяется к разговору Ольга Евгеньевна. – Святая – это Украина, зрелая – Сибирь, нежная и романтическая – Якутия, последняя – Татария.

– Вижу, что моя дочь Настя по характеру и складу ума – технарь и очень похожа на своего прадеда, – улыбается Наталья. – Она экономист, но сама ремонтирует машину, занялась реставрацией дачи.

Дед лишь один раз выругался матом

– Дедушка и бабушка были созданы друг для друга, – считает младшая внучка Валерия, работник торговли. – Я ни разу не видела бабушку не в духе – с утра аккуратно причесана, в отглаженном платье. Дед был очень выдержанным: никогда не выяснял отношений и по столу не стучал. Сколько его знаю, всего один-единственный раз услышала, как он выругался матом – это когда по телефону ему сообщили о пожаре на заводе двигателей.

Говорят, что талантливый человек талантлив во всем. Евгений Никанорович был мастером на все руки и не боялся кухни: мог запросто сварить отменный борщ, сделать винегрет, налепить вареников и пельменей. И все это с шутками-прибаутками вместе с Людмилой Васильевной.

– Дед был неприхотлив в еде и по утрам предпочитал гречневую кашу. Я его никогда не видела пьяным – все было в меру. Но «для здоровья» у него в холодильнике стояла бутылка водки с лимонными корочками, а у бабушки была своя фирменная наливочка. Двери нашего дома всегда были открыты. Кто бы ни пришел, первым делом его приглашали на кухню и угощали.

В ходе нашего доверительного разговора неожиданно возникла и эта тема.

– Знаете, всегда неприятно слышать, что мы – миллионеры, в квартире у нас евроремонт, есть несколько машин, а в подвале – сауна и бассейн, – делится Валерия. – Ничего этого нет. Да, была лишь машина «Ока», которую выделили деду, когда он вышел на пенсию и продолжал работать советником в Камгэсэнергострое. К нам несколько раз пытались залезть воры, видимо, надеялись поживиться, но брать у нас было нечего. Кое-кто из сочувствующих знакомых предлагает продать алмаз, который был назван в честь деда. Но мы его никогда не видели и даже в руках не держали: ювелирный алмаз в 64,47 карата хранится в Москве, в Алмазном фонде…