Тяготы баскетбола

В четыре часа пополудни все дела мои в По сделаны. Рабочий контракт на руках. Человек, у которого я хочу снять квартиру, согласен подписать договор, но не прямо сейчас, а послезавтра. В По скучно, ночевать мне негде, и я решаю, что хорошо бы сегодня же и вернуться в Бордо, где за мной сохраняется еще комната у хозяйки-мексиканки.

Примостившись на скамейку возле «Макдоналдса» — поближе к бесплатному wi-f — я смотрю в Интернете, не собирается ли кто-нибудь в Бордо в ближайшие несколько часов. На счастье некий Сами предлагает поездку на четыре пятнадцать. Так что четверть часа спустя я уже жду его на остановке «Университет».

Вопреки распространенному мнению, будто попутчиков берут студенты и малоимущие, Сами приезжает на большом полноприводном BMW.

— Я и не думал, что у меня будут пассажиры. В последний момент выложил анонс — и надо же, сработало.

Я говорю, что тоже очень довольна этим быстрым стечением обстоятельств, потому что в По я пока только проездом. Рассказываю, что нашла здесь работу и теперь ищу себе жилье.

— Забавно. Я примерно в такой же ситуации, только наоборот: по работе переезжаю из По в Бордо и как раз ищу жильцов. Ты что именно ищешь?

— Однокомнатную квартиру или студию, что-нибудь такое.

— А… Тогда ничем не могу помочь. Я сдаю дом из восьми комнат.

— Целый дом! — удивилась я. — А в Бордо ты уже нашел квартиру?

— Нет, я купил дом в Бордо.

Стоит заметить, что цены на недвижимость в Бордо приближаются к парижским — ну или к астрономическим, что, по сути, одно и то же

Я внимательно смотрю на Сами. Он действительно похож на состоятельного человека: брюки цвета рябины, желтоватая рубашка — прямо настоящий буржуа.

— Что же за работа зовет тебя в Бордо, если не секрет? — спрашиваю я.

— Я недавно подписал новый контракт с тамошним спортивным клубом. Я баскетболист.

«Вот это да!» — думаю я. Не каждый день встречаешь живых баскетболистов.

— А ты всю жизнь играл за По?

— Нет, в По я приехал всего четыре года назад. Вообще-то я из Парижа. Я парижанин, — повторяет он с достоинством. — Но как раз четыре года назад мне предложили выгодный контракт в этом регионе, и я приехал сюда.

— Не грустно тебе было уезжать жить в провинцию?

— В твоем возрасте этого не понять, — Сами смотрит на меня снисходительно с высоты своих тридцати четырех лет. — Но когда становишься старше, интересы меняются. Маленький город привлекательнее для семейного человека. Хотя моей жене тоже было тяжело адаптироваться к жизни в По. Она переехала сюда из Тулузы ради меня, и я ей за это очень благодарен.

— А она тоже спортсменка?

— Нет, она учится в школе магистратуры.

— Ого! Говорят, это адски сложное занятие! Жена моего бывшего коллеги шесть лет подряд сдавала итоговый экзамен — и так и продолжает попытки, только все безуспешно. Ты, наверное, будешь страшно гордиться женой, когда ей удастся получить этот диплом!

— Я и так ею горжусь. Нужно много сил и смелости, чтобы взяться за такое трудное дело. Правда, сейчас у нас маленькая дочка, поэтому на учебу у нее остается уже не так много времени, как раньше.

— Скажи, как долго может длиться карьера баскетболиста?

— Ну вот, например я, в мои тридцать четыре года, уже ветеран. Думаю, контракт, который я подписал в Бордо, будет для меня последним.

— У тебя уже есть идеи, чем ты будешь заниматься в следующей жизни?

— Естественно. Я учусь в школе менеджмента. Образование довольно общее, но диплом ценится.

— Наверное, ты переживаешь, найдется ли потом работа по твоей специальности?

— Нет, нисколько.

«И правда, до чего ж глупый вопрос, — одергиваю я сама себя. — Человек, который в свои тридцать с небольшим может купить себе дом в Бордо, вряд ли имеет те же страхи и переживания, что свойственны какому-нибудь недавно дипломированному специалисту из далекого ниоткуда — вот как мне, например».

Я прошу рассказать подробнее о том, как проходят будни баскетболиста.

— Мы, как и вы, работаем полный рабочий день. Восемь часов ежедневных тренировок. Это не значит, что мы все восемь часов напролет играем в баскетбол. Большую часть времени мы занимаемся развитием своих мышц и связок. Вот ты, например, будучи архитектором, отрабатываешь технику заточки карандаша, чтобы рисунок был четче. («Интересный взгляд на нашу профессию», — замечаю я про себя, но развивать сюжет не берусь). Точно так и мы, спортсмены, должны постоянно работать над своим телом, чтобы оттачивать свои движения.

Тут я вспоминаю рассказы про Третьяка и его звездную команду: про их сплоченность, про то, как они вместе тренировались, ели, спали, как их хоккейная жизнь стояла выше жизни семейной. Интересно, у французских баскетболистов так же?

— Нет, совсем не так. Видишь ли, баскетбол, как и футбол — это такой спорт, куда идут исключительно ради денег. Ты, наверное, замечала, что в баскетбольных командах большая часть игроков — чернокожие. Ну так вот, это как раз цветная молодежь из неблагополучных пригородов. Я почему знаю — я сам оттуда. Вырос в одном из «горячих кварталов» под Парижем. И мне известно, что для большинства людей из этой среды главная мечта в жизни — заработать. Поэтому никакого командного духа у нас нет. Мы друг друга знаем по именам, и на этом наше знакомство заканчивается. Чтобы сходить вместе пообедать или провести выходные всей командой — такого нет и в помине. Вот регби, например, — совсем другое дело. Туда в основном идут люди из деревень, и у них свое миропонимание. Для них важен коллектив, важна дружба. В этом отношении мне регби симпатичнее, чем баскетбол. Но так уж вышло, что я баскетболист, а не игрок регби.

— Как ты вообще пришел в этот спорт?

— Естественным образом. Мой папа спортсмен, моя мама — спортсменка. Оба в командных видах спорта. Я — прирожденный игрок. Я вообще люблю играть: хоть в карты, хоть в шахматы. Поэтому мне в баскетбол была прямая дорога.

— Сами — арабское имя. У тебя корни из Магриба?

— Да, мой отец — тунисец. Но у меня с этой страной нет никаких связей. Я не говорю по-арабски, и в моей семье нет и следа от мусульманских традиций.

— Ты не жалеешь об этом?

— Иногда жалею. Особенно когда сравниваю себя с моей женой. Она, как и я, наполовину туниска, но, в отличие от меня, очень привязана к своим корням. Постоянно ездит в Тунис, поддерживает связь с родственниками.

— А дочь вашу вы воспитываете в смешанных традициях или в чисто французских?

— Скорее, в чисто французских. Например, мы дома часто слушаем французскую музыку, и в последнее время я заметил, что ее очень успокаивает голос Жака Бреля. Поэтому я стараюсь как можно чаще петь ей песни из его репертуара, и ей, видимо, нравится.

Я представляю себе длинного смуглого младенца, засыпающего под арабские интерпретации французского шансона. Длинного — потому что папа баскетболист, смуглого — потому что оба родителя тунисцы. Эта мысль занимает меня весь остаток пути.