В одну и ту же воду не войдешь дважды

— А чем вы занимаетесь в жизни? — спрашивают с заднего сиденья две старушки-хохотушки, лишь только мы все четверо сели в машину.

— Я сейчас осваиваю профессию чертежника, — отвечает сорокашестилетний Робер.

— Со следующей недели у меня начинаются курсы строительного черчения в Байоне.

— Надо же! — восклицаю я, не удержавшись.

— А что? Тебе близка эта область? Я признаюсь, что работаю архитектором. — У-ля-ля, — говорит Робер, — если б я знал, я бы пришел сегодня в галстуке и с папкой моих рисунков! Я как раз ищу, где бы пройти практику. Твоей фирме не нужен практикант?

Тут мы говорим о разных программах, в которых работают архитекторы, и о том, как тяжело найти преддипломную практику в таком регионе, как Юго-Запад.

— Как же так получилось, что в твои-то годы ты взялся за новое ремесло?

— Вообще-то я, по сути, графический дизайнер. Много лет я проработал в этой области, и мне, в принципе, нравилось, но большой страстью это никогда не было. Зато архитектура привлекала меня с детства. Наверное, виной тому — заброшенный вокзал Канфранк на испанском склоне Пиренеев. Мои родители — испанцы, и мы часто ездили поездом по этой линии. Потом она перестала работать…

— Да-да, — подхватывает Алин, самая общительная из всей нашей компании. — Я хорошо знаю эту высокогорную ветку! Ее, кстати, собираются возрождать, вы слышали?

— О, еще как! — отвечает Робер. — Я даже подписал петицию в пользу этого проекта. Более того, я в течение нескольких лет рисовал комиксы для специального издания, посвященного сохранению канфранкской железной дороги.

Мы дружно интересуемся, где можно найти эти комиксы. Робер отвечает, что весь тираж был распродан и новый не предвидится. «Жалко!» — огорчаемся мы.

— Так вот, меня всегда гипнотизировал этот вокзал. Такое огромное здание начала двадцатого века: красивое, мрачное и совершенно пустое. Я, маленький, смотрел из окна вагона, как эта руина медленно проплывает мимо, и мне всегда хотелось там побывать, как бы разгадать тайну этого места. Видимо, с тех пор в голове у меня засела идея заниматься чем-нибудь, что было бы связано с архитектурой. И вот, кстати, в этом году я в какой-то мере осуществил свою мечту! Я несколько дней обмерял здание вокзала Канфранк, а потом построил его компьютерную 3D-модель. Исключительно для собственного интереса!

— Может быть, я бы должен был сразу пойти учиться на архитектора, — продолжает Робер. — Но у меня никогда не было ни способности, ни мотивации учиться долго и трудно. А на дизайнера-графика и поступать было легко, и учиться несложно. Да и пошел-то я туда не столько по собственному желанию, сколько за компанию с моей тогдашней школьной подружкой. Она пригласила — я пошел следом. Но все-таки мне хотелось заниматься чем-нибудь близким к архитектуре. Поэтому я впоследствии отучился на каменотеса. Но на этом поприще я проработал недолго. Ремесло, конечно, интересное, но все-таки я понял, что меня больше привлекает умственный труд. И потом, кому в наши дни нужны каменотесы? Только в реставрации, да и то — понемногу.

Алин и ее спутница едут сегодня в Португалию. У них вылет из Бордо, а Робер и я продолжаем путь до самого Парижа — почти семь часов дороги, если считать пробки и плутания в лабиринтах предпарижских автомагистралей.

Заговориваем о политике. Французы любят поговорить о политике, а я не прочь послушать. Осторожно, чтобы меня не задеть, Робер начинает жаловаться, что Франция идет неверным путем в отношении иммиграции.

— Я вовсе не против иностранцев. Да и как я могу быть против них, когда я сам — сын испанских иммигрантов! Но у меня свой взгляд на эту тему.

Я, в первую очередь, француз. Я люблю и горжусь нашей французской культурой. И я считаю, что люди, приезжающие к нам, должны всячески нашу культуру перенимать и к ней адаптироваться, а не пытаться адаптировать нас к своему образу жизни. Мой отец приехал в эту страну как беженец от франкистских репрессий. Таких, как он, была тогда тьма тьмущая. И их не пускали всех внутрь страны, как это делают теперь. Их держали в резервациях. Мой отец много недель провел в одной из таких резерваций на берегу Атлантического океана прежде, чем смог жить в нашей стране. Для этого ему пришлось быть тише воды, ниже травы. Он годами зарабатывал себе право стать жителем Франции. Для меня это образец того, каким должен быть истинный путь интеграции. А сейчас что происходит? Каждый приезжает сюда со своей культурой, своими привычками, и приезжие организуют на нашей территории свои закрытые сообщества, куда местному населению и заглядывать-то опасно. Это реальная проблема, а политики ее игнорируют…

Им лишь бы предстать перед всем миром гостеприимной страной, готовой прийти на помощь каждому. Для них главное — впустить людей. А уж потом что с ними станет, будет ли у них жилье и работа, чем они будут питаться — это уже неважно, потому что показательный жест человеколюбия уже сделан.

Я думаю, что имею право судить о таких вещах, потому что сам был в роли иммигранта. Я знаю, что такое мечтать о другой стране. В молодости я был одержим Америкой. Я спал и видел Лас-Вегас.

Эмигрировать из Франции в США в те годы было довольно сложно. Зато получить канадскую визу не представляло труда. Поэтому я решил уехать для начала в Канаду — в надежде, что оттуда мне удастся перебраться в страну моей мечты.

И действительно, мне выпал шанс пожить немного в Лас-Вегасе. Это произошло совершенно невообразимым образом.

Как ты уже знаешь, я тогда работал графическим дизайнером. И вот как-то раз вижу объявление: «Сирк дю Солей» ищет дизайнера для разработки своего рода технического задания на продукцию, связанную с готовящимся спектаклем «Вода». Знаешь, когда выходит спектакль, с ним вместе выпускается множество сопутствующих товаров: сувениры, открытки, брошюры… У каждого спектакля свой набор, со своим неповторимым характером. Так вот, «Сирк дю Солей» искал в тот момент человека, который бы разработал стиль таких товаров-спутников для нового спектакля.

Я отправил им свое резюме, если честно, совсем не надеясь на успех. Ведь это проект такого заоблачного уровня! И вдруг, вопреки всем моим сомнениям, я получаю этот заказ! Можешь себе представить, как я был счастлив.

Со мной заключили контракт на три месяца. Я начал работать, и мои первые наброски очень понравились начальству. Меня спрашивают: «Сколько времени тебе понадобится, чтобы закончить проект?» Я говорю: «Где-то полгода». И мне дают добро. В итоге эта работа растянулась на полтора года. Самые счастливые полтора года в моей жизни!

Меня пригласили в Лас-Вегас, где я должен был присутствовать на всех спектаклях «Сирк дю Солей», чтобы проникнуться их атмосферой. Сбылась моя американская мечта! Это было чистое творчество, не сдерживаемое никакими рамками. Такого счастья я всем желаю.

Хотя в какой-то мере мне жаль, что оно выпало на мою долю так рано. Тогда-то я и потерял всякий интерес к моей профессии. После опыта, который я пережил с «Сирк дю Солей», работа над обертками, упаковками и этикетками стала казаться мне скучной и бессмысленной.

Но вот наконец я решился начать новую жизнь! Надеюсь, сотрудничество с архитекторами мне придется больше по душе. Ведь в этом есть какая-то доля творчества.

Я не стала его разубеждать и разочаровывать. Придет время, и он поймет сам, что рутина — она и есть рутина, какая бы вывеска ни висела над дверями кабинета.

— А ты в Байону переезжать будешь только на время курсов или окончательно?

— Я пока не решил. Я шесть лет жил в По, и мне там очень нравится. Прекрасный город. Но вот несколько лет назад я встретил свою любовь, с которой теперь живу в пригороде Парижа. Кстати, это та самая девушка, с которой у меня был роман в школе и благодаря которой я пошел учиться на графического дизайнера.

— Вот ведь как бывает в жизни!

— Да, удивительный поворот. Мы тогда, в юности, скоро расстались. Она вышла замуж, родила детей. У нее теперь две дочери — одной двенадцать, другой восемнадцать лет. У меня тоже была своя жизнь… А вот недавно мы снова встретились после стольких лет — и снова друг друга полюбили. С одной стороны, я очень счастлив теперь. Мы живем в чудесном месте: Париж недалеко, но сам наш городок небольшой, вокруг природа. Когда хочу, беру свой каяк и иду сплавляться по речке. Младшая дочь моей подруги очень привязалась ко мне, я для нее в какой-то мере заменил отца, мне кажется. В этом году она решила изучать испанский язык — думаю, в этом я сыграл какую-то роль. По крайней мере, мне хочется в это верить. Я очень ценю эти отношения. С другой стороны, я знаю, что если останусь с этой женщиной, то детей у меня не будет: она считает себя слишком старой, чтобы снова завести ребенка. Это меня очень тяготит. Хотя иногда я говорю себе: в конце концов, дети, может, и не главное?..

Скоростные дороги во Франции платные. Время от времени приходится останавливаться и платить. Во время одной из таких остановок машина Робера издает подозрительный хрупкий звук: боковое стекло со стороны водителя опустилось и отказывается подниматься. Заело: ни туда, ни сюда. Оставшиеся полтора часа пути мы едем со скоростью сто сорок километров в час с опущенным стеклом. Слышимость в салоне заметно ухудшается, температурный режим тоже деградирует. Но мы продолжаем беседовать.

— Почему ты решил вернуться во Францию, если тебе так нравилось в Америке?

— Сказать по совести, меня до сих пор очень привлекает эта страна. Три года я там жил — и ни о чем не думал, мне было хорошо. Но потом я стал чувствовать, что скучаю по родным, по семье. Ко мне вдруг пришло осознание, что если я останусь там, то так моя жизнь и пройдет — вдали от близких мне людей. Поэтому я решил вернуться. В конце концов, Франция — не самый скучный пункт назначения, правда?

Я соглашаюсь.

— Но прежде, чем окончательно вернуться, я несколько месяцев путешествовал.

— И где же ты был?

— В Латинской Америке. Моей главной целью было увидеть Мачу-Пикчу, поэтому я отправился в Перу.

— Совсем один или с группой туристов? Или, может быть, с гидом?

— Один. Мне хотелось пройти пешком дорогу индейцев от до самого Мачу-Пикчу. Весь путь занимает дней пять, если идти не спеша. Я его прошел за шесть дней.

— Это же, наверное, ужасно опасно — ходить в одиночку по джунглям европейскому туристу с рюкзаком?

— У меня тоже были опасения на этот счет. Перед тем, как отправиться в дорогу, я хорошенько все разузнал у опытного гида. Он так и предупредил меня: «Имей в виду, для местного населения такой, как ты — это ходячая крупная купюра». Но все обошлось. Гид дал мне координаты людей в каждой из деревень, через которые пролегал мой путь. Я заходил к этим людям, иногда ночевал у них. Они очень по-доброму меня встречали и снабжали всей необходимой информацией. Я тогда так был поглощен этим походом к Мачу-Пикчу, что совсем не продумал никакой другой культурной программы. Уже по возвращении во Францию я узнал, что недалеко от тех мест, где я был, находятся загадочные геоглифы Наски. Как жалко, что я их не видел!

Около половины седьмого вечера мы добираемся до Парижа. Я иду плутать по сети метро и RER в поисках нужного поезда, а Робер уезжает чинить сломанное стекло. Благо, дождя в этот вечер нет.