Анестезиолог-реаниматолог: «В операционной мы, как на подводной лодке»

Опасен ли наркоз

– В  операционной меняются врачи-хирурги, а вы - анестезиолог-реаниматолог - всегда на посту. В чем секрет? 

– Не надо конфликтовать!  В экстремальной ситуации может быть всякое, но не следует искать виновных,  выяснять отношения с коллегами, нужно быстро искать выход. От нас зависит жизнь человека, а все остальное – вторично. За 40 лет работы в БСМП у меня ни с одним врачом не было натянутых отношений. Считаю, в операционной мы, как в подводной лодке: замкнутое вентилируемое пространство, искусственный свет, мерцание мониторов. 

– Вы смотрели  телефильм  о коллегах «Склифосовский»? На ваш взгляд,  артисты  не переигрывают?

–  Артисты приукрашивают. Поверьте мне,  у нас врач, выйдя из операционной, не станет вытирать пот со лба и оптимистично утверждать: «Больной будет жить». Заранее ничего нельзя предугадать, ведь операция лишь 30-40 процентов будущего результата. Остальное зависит от организма  пациента,  которому  предстоит преодолеть  реабилитацию.  Лишь сапожник может похвалиться: «Сшил замечательную обувь, ходи и радуйся». Не люблю смотреть фильмы о медиках – острых ощущений на работе хватает. 

– Что главное в вашей  профессии? Были  ситуации, когда  от вашей реакции  зависел  исход операции?

– Мелочей нет, иначе это может обернуться печальными последствиями. Еще до операции необходимо собрать полную информацию о больном,  узнать мельчайшие подробности об аллергии к медицинским препаратам, о перенесенных операциях и наркозе. Беру  письменное согласие на хирургическое вмешательство. Затем от меня требуется все взвесить и найти правильный  метод обезболивания. Никогда риск наркоза не должен превышать риска операции.  Есть такое выражение: наркоз – для операции, а не наоборот. Если состояние больного  крайне  тяжелое, то с  хирургом коллегиально решаем, каким будет объем вмешательства, и каким должен быть наркоз. На другой день первым навещаю пациента и потом  наблюдаю за ним – не дай бог, будут серьезные последствия. 

– А в экстренных случаях, когда пациента «скорая» привозит с улицы?

–  Подключаю опыт, все- таки  почти полвека в медицине. 
 

– Наркоз опасен? 

– Сарафанное радио виновато в негативной информации, якобы  после операции пропадает память, люди хуже слышат.  Это неправда. Наркоз – вынужденная мера, а ситуации бывают такие, что не передать словами. В годы учебы в ординатуре в Казани мужчине после ДТП делали операцию под наркозом в течение 19 часов! Хирурги  менялись, а я был один. В другой раз коллеги в три смены по миллиметру сшивали нервные окончания  под микроскопом парню, которому  руку оторвало бензопилой. Возможно, у некоторых складывается негативное отношение к наркозу, потому что они видели, как выходя из наркоза кто-то пел, читал стихи и даже признавался в любви. 

– Ваша работа не обходится без  летальных исходов…

 – В годы работы заведующим  отделением реанимации БСМП в ночь умирало по 5-6 человек: упавшие с высоты, пострадавшие в ДТП. К сожалению, сейчас чаще умирают от онкологии. 

– Приходилось ли самому серьезно болеть?

– Один раз – в семи местах сломал ногу. После недели дежурства в операционной голова закружилась, и я упал. Мне сказали: будешь инвалидом. Через месяц вышел на работу, а чтобы скрыть аппарат  Илизарова, сшил широкие брюки. На планерку приходил первым,  костыли прятал под стулом. Уходил последним.  

Пот по спине, а руки не дрожат

– Почему все ваши коллеги – мужчины?

– Работа тяжелая, не каждая женщина может круглосуточно находиться в операционной – какой муж это стерпит? После 7-8 операций мы выжаты, как лимон. И все же, пот по  спине течет, но руки не дрожат. Случайных людей у нас не бывает, и самое главное, что нас сплачивает  –  выдержка. Есть что вспомнить. В годы строительства КАМАЗа к нам попадали иностранные специалисты: удаляли  аппендициты, проводили операции на желудках.  Одному болгарину  подъемником зажало голову, его привезли с повреждениями костей черепа.  Ушел из больницы на своих ногах.  Разве забудешь, как в 90-е годы  бандиты привозили раненых друзей и потом охраняли их от другой группировки у операционной с автоматами. 

 – Почему именно  профессия анестезиолога? 

– Это произошло  уже  в Казанском мединституте. В  нашем роду много медиков, и уже в четвертом  классе деревенской школы Заинского  района я решил стать врачом. Но окончить десятилетку не было возможности: отец вернулся  с войны инвалидом, без ноги, а мать – колхозная пенсионерка, получала 12 рублей.  В семье семеро  детей, я – третий. После  семилетки поступил учиться в Альметьевское  училище на сварщика. Плюсов было много: общежитие, трехразовое питание, обмундирование, отличникам  учебы разрешали посещать вечернюю школу. Получив «корочку», работал сварщиком на нефтепроводе «Дружба». Благодаря  хорошей зарплате помогал родителям. Они же мне выговаривали: «копи деньги на учебу». После вечерней школы призвали в армию – в ракетные войска стратегического  назначения.  Уходил на три года, а вернулся через четыре – из-за  конфликтов на китайской границе нас задержали  по приказу министра обороны. После демобилизации  поступил в Казанский мединститут  и учился на стоматологическом факультете. Тогда же серьезно изучал анестезиологию, было время  дневал и ночевал в больнице. 

– И как же вы смогли устроить свою личную жизнь, жениться при таком графике?

–  Моя супруга Флюра Саидовна – врач-стоматолог. Мы поженились на пятом курсе, когда среди студентов  началась «свадебная эпидемия», потому что  семейных  выпускников  оставляли в Татарстане. Наша трудовая биография началась в Заинском районе, где в участковой больнице на сто коек я стал доктором  широкого профиля: стоматологом, терапевтом, хирургом. Моему приезду особенно обрадовалась главный врач, она тут же ушла в декретный отпуск,  а ее обязанности взвалили на меня,  28-летнего. Работы хватало: ездили с диспансеризацией по школам, организациям и предприятиям, читали лекции в клубах,  много времени отнимали заготовка веточного корма и сельхозработы. С октября до середины декабря на колхозном поле  убирали вручную свеклу, и попробуй не выполни план! Пациентов не было, ведь они знали, что мы заняты. Спустя три года, меня направили в Казань – в клиническую ординатуру по анестезиологии- реаниматологии.  Я мог остаться на кафедре ассистентом, но меня тянуло в Челны,  где шла грандиозная стройка. Так, в  1979-м я был принят в БСМП заведующим отделением, жена устроилась в камазовскую стоматполиклинику. Чего  достиг? Всем доволен: у меня высшая категория, удостоен званий «Заслуженный врач РТ» и «Почетный работник здравоохранения  РТ», ветеран труда РФ.  С удовольствием читаю лекции  студентам медколледжа. 

В Америке не понравилось 

– Ваши дети продолжили семейную династию? 

– Оба сына окончили  КамПИ, доктора наук, женились на челнинках, давно живут в Америке.  Подарили нам четырех внучек, которые дома говорят только на татарском языке. Рад, что они каждое лето приезжают в гости. Младшая  пошла в первый класс, старшая – студентка университета в Чикаго, где преподает ее отец. Второй сын работает в компьютерном центре Google. Я ездил к ним в гости, но мне не понравилось. 

– Почему?

– Нечего мне там делать! Я привык к Набережным Челнам,  с мая по октябрь с женой живем в деревне Заинского района. Своими руками построил дом, баню – обожаю париться, по 80  веников на зиму заготавливаю. В теплице растим огурцы,  помидоры: и себе хватает, и еще соседям, друзьям раздаем. 

– Поделитесь секретом, что помогает обманывать возраст?

– Не курю, не пью спиртное и никаких  ограничений в еде – особенно люблю блюда из картофеля. Сколько бог даст, столько и буду  работать. Через месяц еду в Казань подтверждать категорию.