Николай АЛЕШКОВ: «Интеллигенция и элита – не одно и то же»

«Мы стали не нужны»
— Николай Петрович, есть ли в нашем городе интеллигенция? Если есть, какое влияние оказывает на жизнь Челнов?
— В настоящее время в России, а может быть и в мире, интеллигенция трансформируется в так называемую элиту. А это далеко не одно и то же. Интеллигенция — эта та часть общества, которая не только достаточно хорошо образована, но и имеет твердое понятие о чести, достоинстве, порядочности. Сейчас в нашем государственном устройстве произошла очередная метаморфоза, и мы больше стали поддаваться влиянию западной культуры, что вызывает у меня большую тревогу, поскольку там как раз элита ценится.
Если говорить о нашем городе, то, несомненно, в Челнах интеллигенция пока еще присутствует. В Орле живет мой приятель Владимир Рыбаков, написавший немало трудов на эту тему. По его мнению, интеллигенция сегодня в России остается только на периферии. Он пишет, что часто видит этих людей, идущих поникши, обреченно, потому что им не находится места в современных рыночных отношениях. Это моя самая большая печаль, поскольку в Челнах, как и по всей стране, именно интеллигенция создавала духовную и культурную атмосферу, а сегодня осталась у разбитого корыта.
Вообще, наш город необычный, я его иногда называю городом авантюристов. Потому что сюда, на стройку века, люди приехали со всех концов огромной страны. И люди-то какие? Именно авантюрного склада. И как бы парадоксально это ни звучало, из этого круга родилась челнинская интеллигенция. То есть в Набережных Челнах собралось понимание о культуре, интеллигентности, принесенное из разных городов нашей родины. Город ведь уникален еще тем, что здесь живут представители свыше 80 национальностей, разных культур. Это наше общее богатство. Я не знаю, где еще, кроме как в Челнах, есть Дом дружбы народов? У нас в России мы интересны друг другу именно потому, что мы разные. И мы все не хотим быть пострижены под гребенку американского глобализма.
— Мне кажется, что существует такая тенденция — интеллигенцию, как правило, в обществе не любят...
— Такая тенденция была всегда. Наша интеллигенция, хотя и не очень хочет этого, очень часто поет под сурдинку власти. И когда началась перестройка, а потом наступили рыночные отношения, по моему мнению, ельцинский режим воспользовался интеллигенцией, подняв над толпой демократические плакаты. Интеллигенция примкнула к этим гуманным лозунгам, способствовала тому, чтобы произошло то, что произошло. А после этого она стала не нужна власти. И бизнесу она тоже не нужна. И ее отодвинули.

«У нас пол-России пишет стихи»
— Исторически так складывается, что интеллигенция всегда немножко оппозиционна. Потому что это достаточно образованные люди, и они очень хорошо понимают, что творится вокруг них. И очень часто интеллигенция самоустраняется от любых взаимодействий с властью. В то же время я не совсем понимаю, как можно прожить, просуществовать только на одни стихи...
— Любой литератор, если он не самоокупаем, тем более поэт, конечно, еще где-то работает, он не может заниматься только стихами. Да это, на мой взгляд, и немыслимо! Я, кстати, не сторонник принципа Маяковского и Олеши — ни дня без строчки. Мне ближе принцип Льва Николаевича Толстого — пиши только тогда, когда не можешь не писать. Поэтому совершенно естественно, что люди, пишущие стихи, где-то работают, и зарабатывают себе на жизнь. И, тем не менее, им нужно помогать, потому что, как сказал советский поэт Лев Озеров, таланты надо поощрять, бездарности пробьются сами.
В сегодняшней литературе существует два потока: так называемая коммерческая литература и художественная. Есть такой, я его называю дервиш современной русской литературы — Тимур Зульфикаров. Мне очень понравилось его выражение, опубликованное в «Литературной газете». Он сказал: «Как литература относится к рынку? Примерно так же, как приличная женщина относится к публичному дому». Заостренно сказано, но очень верно.
Как говорил Александр Блок в своей речи «О назначении поэта», человек пишет то, что идет свыше. Где-то в глубинах его духа катятся звуковые волны, он их ловит, и, переломив через свою душу, выражает в строчках. Если человек занят художественной литературой, то он не думает о том, как он потом продаст это произведение. Хотя тот же Пушкин говорил, «Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать». В нынешнее время, если ты не раскрученный автор, продать настоящую художественную рукопись, к сожалению, невозможно. Или заранее нужно ставить цель заработать миллион долларов. Люди, создающие произведения высокой литературы, не думают даже о том, как это воспримется обществом. Прежде всего, они хотят выразить себя, свое отношение к миру.
— У нас в Челнах есть молодые авторы?
— Как сказал Евтушенко, у нас пол-России пишет стихи. И когда молодые авторы приносят рукописи, выносить приговоры — самое мучительное для меня. Во-первых, я не считаю себя истиной высшей инстанции, чтобы сказать кому-то: «Вам не следует писать». Я как-то в мягкой форме все-таки пытаюсь объяснить, что это пока не тот художественный уровень, к которому надо стремиться.
А что касается того, что у нас пол-России пишут стихи, то, может быть, это наша такая национальная особенность, которая также иррациональна, как и загадка так называемой русской души. Но когда слишком много графомании, засоряется язык, а язык — это национальное достояние, его нужно беречь. Настоящее поэтическое слово — это такая же редкость, как настоящая музыка, будь то Моцарт или Георгий Свиридов, мною любимый.
Вообще, что такое поэт? Одна его ипостась, которая касается его гражданского мировоззрения, — это тот самый андерсеновский ребенок, который кричит: «Король голый!» Он не может иначе, он должен людей предупредить, он должен прокричать об этом миру. За что ему очень часто достается по головке. Потому что власти такой человек неугоден.

«Поэзия не для стадионов, а для души»
— Многие люди не знают вас как поэта. Это, наверное, тоже показатель уровня культуры в городе?
— Наверное... Хотя вот вспомните 60-е, 70-е годы прошлого века. Тогда был поэтический бум — Евтушенко, Вознесенский, Ахмадуллина. Они читали стихи на стадионах, собирали огромные толпы народу. Совпало это все с политической оттепелью времен Хрущева. В 90-е годы вроде бы тоже наступила политическая оттепель, но такого поэтического бума не случилось почему-то, а произошло нечто обратное — интерес к поэзии абсолютно пропал. Хотя я склоняюсь к мысли, что поэзия, как и классическая музыка, она не для стадионов, а для души, которая ждет откровений и очищения.
Если же говорить о моей личной литературной судьбе, то считаю ее достаточно благополучной. Я не буду рассуждать, насколько это качественная поэзия, потому что это не мое дело, а читателей. Я живу поэзией, стараюсь заниматься этим достаточно профессионально. Удается или нет, это другой вопрос. Есть положение в обществе, меня многие знают и помогают, в том числе и издавать книги. В этом смысле я считаю свою судьбу достаточно благополучной. Что касается молодых талантливых ребят, которые есть и в Набережных Челнах, им гораздо сложнее дойти до того, до чего, допустим, дошел я. Без спонсора первую книгу издать невозможно. Или говорят: «Издавай за свой счет».
— А сколько стоит издать одну книгу?
— Книга не должна стоить дешевле бутылки водки. Один экземпляр я имею в виду. Допустим, спонсорам издание одной из моих книг обошлось в 60 тысяч рублей. Тираж 1000 экземпляров. Себестоимость другой книжки составляла 80 рублей, а тираж был 2000 экземпляров. Вот и считайте.

Программу «Культурный город с Армандо Диамантэ» можно посмотреть каждую пятницу в 19 часов.