Жизнь на испытательном сроке

В России полным ходом идёт реформа высшей школы. Труд на контрактной основе уже давно является реальностью. Тенденция очевидна: если раньше контракты с преподавателями заключались на пять лет, а позднее – на четыре, то нынешние договоры имеют лишь годовой срок. 
В то же время, западная система организации работы вузов приветствуется и, зачастую, ставится в пример. Интересно, а насколько комфортно себя чувствуют учёные за рубежом? Как оплачивается труд преподавателей в ФРГ и о чём они мечтают? Об этом беседуют журналист немецкой газеты «Зюддойчецайтунг» Поланд Прайс и доцент ганноверского университета Зёрен Филипс.

Зёрен Филипс – историк, исследователь, преподаватель, ему 43 года. Раньше он работал приглашенным лектором в университете Приштины в Косово, преподавал в Италии и Испании, а в настоящее время живет на пособие по безработице. 
Почему же доцент имеет уровень жизни студента?
Вынужден. Он, как и тысячи других учёных, работает в немецком университете на контрактной основе с неопределёнными условиями работы и минимальной зарплатой. 
Время Филипса неумолимо истекает… «По контракту я имею право три месяца и девять дней работать в университете», – говорит Филипс. 
Он сидит в своем кабинете – ганноверский университет, факультет истории, первый этаж, офис размером с комнату в общежитии, Филипс делит его с коллегой, профессором. Рядом с ним две груды книг, на столе стоит бежевый телефон Bundespost, который до сих пор украшают большие черные кнопки для набора номера. Но теперь все кончено.
«Экзистенциальные страхи? – переспрашивает он и сухо смеётся, – вопросы о существовании? Они меня сопровождают постоянно». В следующие несколько месяцев будет ясно: останется он в науке или для него там нет места. Но даже сейчас, работая, он вынужден получать от государства пособие, потому что его зарплата не дотягивает до минимального уровня оплаты труда.
А всё так хорошо начиналось... Будучи одарённым студентом с высоким рейтингом, после отличной защиты магистерской диссертации профессор предложила ему остаться на кафедре. Филипс согласился, он хотел пойти в науку. Преподаватель с восторгом рассказывает о своей научной работе, его горящие глаза и воодушевление сразу объясняют, почему его оставили на факультете.  Это всё напоминает рассказ о начале карьеры наркомана: студент чувствует себя польщенным, когда профессор с ним попросту говорит – «человека прикармливают», как наркоману дают первую бесплатную дозу.

84% ИЗ 160 000 НАУЧНЫХ РАБОТНИКОВ ГЕРМАНИИ ИМЕЮТ ОГРАНИЧЕННЫЕ ПО ВРЕМЕНИ ТРУДОВЫЕ КОНТРАКТЫ. В этих условиях они пишут диссертации, организуют работу, занимаются наукой. Им дают полную ставку или полставки, а иногда и этого нет. Совсем недавно Совет по науке критиковал данное положение дел среди учёных среднего уровня. Научные работники в некоторых предметных сферах идут на большой риск – их работа плохо оплачивается, а карьера бесперспективна. 
Благодаря многочисленным программам поддержки аспирантов появилось больше преподавателей с учёной степенью. И теперь шансы на то, что они когда-нибудь смогут получить должность профессора существенно сократились, т. к. количество мест профессоров не изменилось (в вузах Германии не хватает профессоров, однако новые рабочие места не создаются). «Жизнь в контрактах очень часто оказывается тупиковым путём, – указывается в документах немецкого научного Совета, – но всё упирается в финансирование. Профессора слишком «дорогие», и поэтому государство отказывается финансировать профессорские ставки».

ЖИЗНЬ НА ИСПЫТАТЕЛЬНОМ СРОКЕ. В условиях временных трудовых договоров Филипс живёт уже больше 14 лет, получая то 3 месяца работы, то полставки, то его берут на семестр. Он не может претендовать на постоянную занятость. Когда он работает, то получает 1900 евро. 
Но есть ещё почасовая оплата, когда платят исключительно за лекции и семинары – это своего рода квинтэссенция бессовестности. Объём семинаров – 17 пар, за час платят 25 евро – кажется здорово, т.е. можно заработать 850 евро, однако это далеко не так. Семинар надо подготовить, а потом проверить десятки работ, снабдить их короткими комментариями, т.е. фактически, выполнить в 3 раза большую работу. Значит, преподавательский час уже будет стоить 8,33 евро, а это меньше, чем минимальная оплата труда. И Филипс соглашается на такую работу, потому что хочет трудиться по своей специальности и квалификации. «У меня стандарт и чувство жизни студента – звучит хорошо, но на самом деле это не так, как можно себе представить».
Когда он встречает своих ровесников, тех, с кем учился в школе, то у них дети и должности, а у него роль «научного художника». Со своей подругой он говорит о детях (ей 35 лет), но сейчас, в нестабильное время ребёнка завести они не решаются. «Я не хочу воспитывать ребёнка на Hartz IV» (Hartz IV, так называют в Германии пособие по безработице, прим. автора).

ПОСТОЯННАЯ ОХОТА ЗА СЛЕДУЮЩИМ КОНТРАКТОМ. Когда говорят о подрастающем поколении ученых, то это истории про охоту за средствами на научные разработки, за спонсорами из научного сообщества, за финансированием DAAD (Германской службы академических обменов, Deutscher Akademischer Austauschdienst, прим. автора). Но никто не решается об этом говорить в открытую, потому что профессора и спонсоры могут разозлиться и отказать в следующем контракте.
Так кто же ответственен за такое положение вещей? Филипс считает, что он сам виноват: «Я слишком долго оставался на позициях, которые не позволяли мне развиваться дальше. Я давал себя использовать, вместо того, чтобы писать статьи и книги. Я работал слишком мало над социальными связями, а это нужно, чтобы продвигаться. Но это ещё не всё. Моя тогдашняя профессорша прекрасно понимала, как можно подавать надежду человеку и потом его использовать». Доцент говорит, что ему и другим учёным предоставлялись места, на которых невозможно было получить лучшую должность и развивать науку. «Это неприлично, но стало обычной практикой, когда профессора имея в распоряжении средства на 2-3 года, использовали сотрудников от 6 до 12 месяцев на полставки. В этом случае, подчинённые вынуждены работать на успех. Конкуренция выше и тот, кто сдаёт позиции, тот не получает продление договора».

НЕУВЕРЕННОСТЬ СТАНОВИТСЯ ФАКТОРОМ УСПЕХА. Кто ещё ответственен? Это декан философского факультета и выше. Но мы не ищем виноватых, мы анализируем ситуацию, как объект изучения.
В том, что университет производит договоры, как на конвейере, ничего нельзя изменить и исправить. За этим стоит такая логика – конкуренция между сотрудниками способствует инновациям, таким образом, неуверенность становится фактором успеха.
Доценты в вузах: необученные учёные. Они дают скупые лекции, организуют слишком мало споров, профессора и доценты боятся дискуссии и не имеют дидактического образования. Если они хотят сделать карьеру, то концентрируются на исследованиях, а не на преподавании.
Декан факультета также не доволен таким положением дел – страдает его чувство ответственности за подчинённых. Вина лежит на политиках. Федеральные земли предоставляют вузам всё меньше средств и часть финансирования, предоставляемая в ограниченных договорах, постоянно растёт, в связи с этим и возникают ограниченные контрактные отношения в вузах. Филипс видит это так.

МНЕ ХВАТИЛО БЫ БОЛЬШЕЙ УВЕРЕННОСТИ В ЗАВТРАШНЕМ ДНЕ. Декан факультета Гарри Норманн говорит, что эта тема дискутировалась на факультетском Совете, и он высказал пожелание: договоры должны впредь заключаться на три года и предоставлять время преподавателям для повышения квалификации. Это хорошо, но профессора на это не обращают внимания, а декан ничего не может сделать.
Для Филипса это слишком поздно в любом случае. По закону, больше 12 лет работать в ограниченных по времени контрактах запрещено. Филипс надеется на финансирование из средств немецкого сообщества по поддержке научных разработок. Он хотел бы получить средства для докторантуры (Habilitation), но для должности профессора он к тому времени уже будет слишком стар. «Мне и не нужно быть профессором, мне нужно больше уверенности в завтрашнем дне». 
После разговора Филипс узнаёт по телефону хорошую новость: с 1 октября он получает полную ставку – на 3 месяца!