Юрий МАНУСОВ: «Американская молодежь такая же, как наша. У многих отсутствует жизненная цель» [+фильм «Ниагара»]

Приглашение – от друга

 – Юрий Владимирович, вас, как автора прогремевшего в свое время фильма «Выкидыш», специально пригласили на встречу с американскими студентами. Кто стал инициатором поездки?

– Заокеанская страна манила недостижимостью, подобно Зурбагану или Полярной звезде, например. И вот поступило предложение от сокурсника по ВГИКу Михаила Брусиловского, эмигрировавшего в США ещё в 80-е годы. Он работает режиссёром на бостонской телестудии, ведет киноклуб,  и готов был организовать мою встречу со студентами, обучающимися кино. Приятель не сомневался, что моим арт-хаусным (это его слова) фильмом «Выкидыш» они будут поражены, как он в своё время на премьере. К предложению я отнёсся спокойно и стал взвешивать все «за».  Первое «за»: была интересна реакция американских студентов на фильм, снятый 20 лет назад, к тому же имелась копия на английском. Второе «за»: с радостью пообщаюсь с сокурсником уже по техническому вузу – профессором Нью-Йоркского университета. Третье «за»: встречусь с двоюродной сестрой Людмилой,  уехавшей в Нью-Йорк. Решающее слово сказала жена: «Должен ехать!» Взял в дорогу камеру, купил путеводитель по Нью-Йорку, русско-американский разговорник и на месяц покинул Челны.  

– Как восприняли студенты ваш фильм?

– Для показа я взял на дисках фильмы «Выкидыш», «Энвольтование по Босху» и «Страсти по Лоту». Показывал их на видеопроекторе. Первая встреча состоялась в Бостонском университете. Зал был полон: пришли не только студенты, но и преподаватели, любители. Михаил представил меня и остался на сцене в роли переводчика. «Выкидыш» – это чисто сюрреалистическое кино. Начал я с того, что с детства мне не даёт покоя загадка человека. Почему он создан именно таким, способным мир сотворить и его же разрушить? Кому это нужно? Создателю? И что после смерти? Всю жизнь я мучительно ищу истину. Вчитываюсь в философские трактаты, религиозные каноны,  многочисленные труды психологов. Но как не знал ответа, так и не знаю. Именно в этом трагедия моего героя  «Выкидыша». Он не может верить в то, чего не знает, а без веры в бессмертие души, по словам Достоевского, жизнь неестественна, невыносима. Герой считает веру иллюзией, а земное существование абсурдным. Не состоявшись ни в творчестве, ни в любви, он расстаётся с жизнью. После просмотра фильма я увидел потрясённые лица. Многим картина оказалась понятна и близка. Разговор часа на четыре зашёл о постмодернистском искусстве. Звучали имена Дерриды, Барта, Делёза, Лиотара, Гваттари. Такая реакция мне была понятна, ведь и раньше фильм вызывал неравнодушие  у зрителей во всех киноклубах страны.

– Какой вам показалась американская молодежь?

– Такая же, как наша: с нереализованной энергией, честолюбием, желанием найти спутника жизни. Не раз беседовал с внучкой сестры, расспрашивая об её уличных сверстниках, и невольно сравнивал с окружением сына, который родился и вырос в Челнах. Уловил одинаковость: отсутствие цели, стремления состояться. Именно из таких и состоит большая часть безработных. Кому нужен непрофессионал? Ладно бы, был элементарно ответственным, так нет - прогуливает, работает с прохладцей. Многие сами не хотят трудиться и довольствуются пособием или сидят на шее у родителей. Но можно ли их винить? Они не одарены природой. Учёба для них – пытка; живопись, классическая музыка вызывает зевоту; скуку разгоняет лишь попса. Ошибка думать, что здесь вина семьи или школы. Они такими родились. Не испытывают удовольствия от напряжения мысли, от раздумий, нечувствительны к искусству, сколько их к нему ни приобщай. Это не досужие вымыслы, это плод моих многолетних наблюдений как педагога, психолога, режиссёра, снявшего не один документальный фильм о трудных подростках, просто о молодых. И как ни печально, посредственности были, есть и, наверное, будут.

Три кита американцев

–  Говорят, первое впечатление – самое верное. Чем привлекли американцы?

 – От сестры, прожившей в стране 15 лет, услышал: основное достижение американцев – человеколюбие. Три его кита: защита, помощь и доверие. Я видел лифт для инвалидов-колясочников, который спускался в метро прямо с проспекта. Мостик в автобусе выдвигался, и по нему катилась коляска. Пандусы и повсеместные въезды на тротуар. Не видел курящих, выпивших. Зато было много спортивных площадок, где играли пожилые люди.

– Какая экскурсия вызвала особый восторг?

– Многие, ведь рассказы гидов наверняка есть в сети. Но одно дело прочесть, совсем другое – увидеть и самому прошагать по тому же Бруклинскому мосту, любуясь его уникальной конструкцией, или, находясь у подножия грохочущего водопада, представить натянутый над бездной канат. На мировых сценах до сих пор идёт пьеса Алонсо Алегрия «Пересечение Ниагары», где  главный герой – канатоходец с ребёнком на плечах. Ниагара оказалась мало похожей на ту, что я видел в кино. Ревущая, громыхающая, она сбрасывала воду с такой силой, что, казалось, пробьёт землю насквозь. Я носился с камерой как угорелый вверх-вниз, снимал с одной стороны реки, потом - с другой. Лез за ограждения, подбирался к самой стремнине. Меня принимали за сумасшедшего. За отдельную плату на маленьком катере подплывал к бурлящему водовороту. Тряслась палуба, оглушал грохот, окатывал ливень брызг. А крики чаек, круживших у падающей воды, походили на крики грешников, смываемых апокалипсическим потопом. Группа давно уехала в гостиницу, а я всё снимал и снимал, не в силах поверить, что передо мной Ниагара.   

В одну из суббот сестра повезла меня на вечерний моцион, сказав, что по набережной будет прогуливаться весь Брайтон-Бич. И правда, по широченному деревянному настилу встречными потоками двигались мужчины и женщины, старики и дети, коляски с младенцами и коляски с инвалидами, собаки и собачонки. Внезапно пьянящая свежесть океана, музыка, летящая из открытых кафе, неразборчивый говор окунули меня в детство. Я иду с бабушкой по родному проспекту Руставели, в витринах отражается иллюминация, вижу празднично одетую публику, обращённые ко мне улыбки, и меня охватывает восторг, и кажется, что жизнь прекрасна, и что так будет всегда. И теперь на этой набережной я увидел людей, лишённых напряжения, любезно кланявшихся, беседовавших о ерунде, и подумал, что это и есть, наверное, вершина человеческого благоденствия.

О памятнике ветеранам войны и честном конкурсе

– Что вас потрясло?

– Заканчивалось пребывание нашей группы в Вашингтоне. Гидом была интеллигентная старушка с тросточкой, так походившая на мою покойную бабушку. Я поражался её влюблённостью в искусство, восхищался эрудицией и тактом. По картинной галерее мы бродили вдвоём. Девушки из группы избрали супермаркет. Старушка водила меня из зала в зал, и мы молча созерцали гениальные полотна. Перед портретом Джиневры де Бенчи простояли дольше всего. Казалось, что на всём американском континенте только одна картина Леонардо.

Рассказав историю о вьетнамском мемориале, старушка повела группу в сквер, расположенный недалеко от Капитолия.  «Что вы видите?» – спросила она. Вдаль убегал зелёный газон. Но, подойдя ближе, мы увидели лощину длиной метров сто и в ней две треугольные стены, соединённые под тупым углом. Катеты совпадали с кромкой поверхности. По одной из гипотенуз мы начали спускаться. На чёрном граните в острие треугольника стояло единственное имя и дата. Первый день войны, первый погибший. Чем ниже мы спускались, тем гуще становился список. Вот стена уже выше моего роста. Вот два метра над головой. Поверхность была отполирована таким образом, что я видел своё отражение. Нижняя точка спуска – середина войны. Начинался подъём. Список становился меньше, меньше, меньше. Последний день войны, последний погибший. Выйдя на поверхность, я был потрясён. Скрытая, несправедливая война. И прожигающие грудь фамилии. В России подобного памятника нет. Есть разбросанные по весям безликие стелы…

Американские ветераны вьетнамской войны считали, что погибшие в ней достойны памяти. В 1979 году один из них, Ян Скраггс, организовал фонд по сбору средств на строительство мемориала. Когда сумма частных пожертвований перевалила за восемь миллионов долларов, разрешение было получено и объявили конкурс на лучший проект. Главным условием значилось перечисление имён погибших не только во Вьетнаме, но и во всех горячих точках. Таковых набралось 60 тысяч. Конкурс заканчивался. В комиссию входили самые авторитетные архитекторы. Из 2000 проектов был отобран один. Корифеи собрались в последний раз, чтобы поставить подписи. Вдруг открылась дверь. Председателю комиссии вручили конверт. Распечатав его, он достал листок с небрежно набросанным рисунком. Листок пошёл по рукам. Сенсация: такого мемориала ещё не было. Не только по форме, но и точно передававшего суть. Потрясённая комиссия  поставила подписи именно под этим рисунком. Прислала его китаянка, студентка архитектурного колледжа. Сегодня ей за пятьдесят. Она известный американский архитектор, автор многих уникальных сооружений. Это к слову о честных конкурсах.  

Челны на Америку не променяю!

– Вы с таким воодушевлением обо всем рассказываете! Не было соблазна остаться в Америке?

– Нет. Челны я на Америку не променяю! Люблю уединение, а Америка – это бешеный ритм, где много соблазнов: выставки, спектакли, творческие акции. Рад, что дома никто не мешает, и я работаю допоздна, пока не устану. Мне надо еще лет пять, чтобы завершить роман «Донпижон». На жизнь зарабатываю представительскими фильмами. Предлагали снимать сериалы в Одессе, но я категорически отказался. Работа режиссера – адский труд, а такие деньги я и здесь могу получить за два дня.

Забавный случай

 – Эмпайр-стейт-билдинг – самый высокий небоскрёб в Нью-Йорке. Нет лучшего места для съёмки. Со 102 этажа виден не только Манхэттен, но и остров Свободы со знаменитой статуей. На посещение обзорной площадки всегда выстраивается очередь. Отстояв в ней, я вошёл в здание. Контроль, как в аэропорту. Пройдя проверку, двинулся к кассам. Протянул в окошко сорок долларов. Получив сдачи два доллара и глянцевую книжицу, влился в общий поток. На контрольном пункте охранники проверяли билеты. Вдруг обнаружил, что у меня в руке только буклет. Где же билет? Не дали в кассе или выскользнул по дороге? Прошиб пот. Как объясниться, ведь языком не владею? Покрутив перед контролёром буклет, развёл руками. Тот вежливо показал на кассы. Делать нечего, пошёл обратно. Вдруг осенило – надо сказать: «Я потерял билет». Вспомнил-таки эти три слова на английском. Просунув в окошко буклет, постучал по нему: «I lose ticket!». Потом уже узнал у сестры, что правильно надо было сказать: «I’ve lost my ticket!». Девушка, не сказав ни слова, исчезла, а через минуту появилась из-за угла с мужчиной, на бейджике у которого я прочёл: «Manager». Мы оказались у служебного лифта, и я приехал на 102 этаж! Сестра не удивилась, сказав, что американцы верят на слово.