История о том, как Сергей Безруков очутился в Буинске

Неделю назад директор Буинского драмтеатра Раиль Садриев ко всеобщему удивлению объявил о том, что небольшой провинциальный городок на юго-западе Татарстана скоро примет у себя прославленного российского артиста театра и кино, художественного руководителя Московского Губернского театра Сергея Безрукова. Его музыкальный моно-спектакль «Маленький принц» прошел в Буинском районном Доме культуры 24 мая и стал блестящим финальным аккордом Второго театрального фестиваля «Буинск – пространство диалога».

За час до спектакля, билеты на который было не достать со дня старта продаж, театральный мастер согласился дать интервью генеральному директору «Татмедиа» Андрею Кузьмину, которое было опубликовано на портале sntat . В беседе с журналистом Сергей Безруков подал идею Сергею Иванову о строительстве в Буинске ЭКО-поселения для взыскательных туристов, рассказал об опасностях интерпретации истории, раскрыл секреты со съемочных площадок Александра Цекало, Алексея Андрианова и Игоря Угольникова, а также посетовал на непрофессионализм СМИ и посмеялся над собственным исполнением «Медузы» Алана Хадзарагова.

– Сергей, вы не в первый раз в нашей республике. Как вы относитесь к Казани, Татарстану? Какие у вас впечатления от города и пребывания здесь?

– Всегда относился с большим уважением к вашему зрителю потому, что зритель настоящий, театральный. Играл в Казани несчетное количество раз, очень много друзей. Даже «Реальную сказку» мы снимали в Казани, это был первый мой продюсерский проект, и огромное спасибо за поддержку и помощь Казани потому, что это был замечательный опыт для нас для всех. И у нас получилось. («Реальная сказка» – российский кинофильм 2011 года режиссера Андрея Мармонтова. Соавтором сценария, продюсером и актером которого выступил Сергей Безруков – прим. ред.). Я влюблен в Казань: и по архитектуре, и по чистоте город, конечно же, поражает. Поражает и своими дорогами – хорошими, чистыми, ровными, – и архитектурой. Здесь можно найти, как я тогда еще говорил, и всегда, неустанно, буду повторять: от европейской архитектуры до самобытной. Кул Шарифа с великолепным белоснежным Кремлем. Все это тебя погружает в самую различную атмосферу исторической памяти. Про Свияжск я вообще не говорю – это одно из любимых мест, связанных с Казанью и вообще с Татарстаном.

Вот сейчас для себя открываю Буинск, надеюсь, открыть и Тетюши тоже. Мне бы хотелось сюда приезжать почаще, насколько это возможно. В этот раз я рад, что меня пригласили на международный театральный фестиваль, в этом смысле я рад помочь любому начинанию, тем более такому. Здесь это искренне, с любовью и, конечно же, подвижничество на лицо. Чем больше будет таких фестивалей, тем лучше, а уж такого размаха, каким его хотят представить, и в планах и мечтах он именно таким и должен быть, такой международный, масштабный…

Мне бы хотелось, чтобы, действительно, и помощь и поддержка от руководителей и от властей была серьезная. Я понимаю, что уже поддерживают и уже помогают, но очень хотелось бы, чтобы здесь, в Буинске, вот я сегодня предложил уже – сделать ЭКО-поселение, чтобы погрузить вообще в историческую эпоху, чтобы можно было переодеться в костюм и попасть в историческую татарскую деревню. И для иностранцев это было бы привлекательно потому, что все ищут такую экологическую деревню, и есть даже отели экологические. Здесь можно было бы сделать абсолютно экологическую деревню, такой квартал исторический, приглашать и, я думаю, что только бы деньги и платили, чтобы попасть сюда.

– Директор Буинского театра Раиль Садриев так высказался о вашем визите: «По большому счету мы Безрукову не нужны, он даже не знает о нашем существовании, это величина в театральном мире. Поэтому для нашего маленького города приезд Безрукова равноценен падению метеорита». Говорят, что столичный театральный критик Александр Вислов, очарованный зародившимся в Буинске культурным бумом, уговорил вас приехать и убедиться лично. В чем ваш интерес?

– Никто меня не уговаривал. Сашу Вислова я знаю давно. И я помню, что еще четыре года назад, когда я только возглавил Московский Губернский театр, благодаря Саше Вислову мы были взяты на масштабный театральный фестиваль в Омске – «Академию». Тогда мы участвовали с нашим проектом «Нашла коса на камень», это спектакль по Островскому. Для нас это было важно потому, что это был первый фестиваль в жизни Московского Губернского театра. Я Саше благодарен за то, что он отметил нас и поверил в нас. Мы тогда собрали два «переаншлага» в параллели со знаменитым мастером, великим мастером Львом Додиным, который играл в драме омской, а мы играли в музыкальном (Омский академический театр драмы и Омский музыкальный театр – прим. ред.). И когда Саша предложил мне поучаствовать в этом театральном фестивале, который только набирает обороты, только начинает, делает свои первые шаги…

Но самое важное, что эти честолюбивые задачи и помыслы, сделать из этого, как поговаривают, Татарский Авиньон, это дорогого стоит. Хотя Саша говорит, что нехорошо сравнивать с кем-то, а уж тем более сравнивать с Авиньоном, нужно делать что-то свое, самобытное. И я с этим полностью согласен. Пускай они там говорят: «А давайте сделаем французский Буинск». (Авиньон – маленький город на юго-востоке Франции, который на три недели в году превращается в огромную театральную площадку, попасть на которую мечтают самые авторитетные режиссеры мира – прим. ред.).

– В последние годы в театральном сообществе много говорят о децентрализации культуры, о появлении все новых мощных и притягательных культурных центров далеко от Москвы и Петербурга. Как вы думаете, сможет ли такой город как Буинск с 20 тысячами населения и одним театром стать центром притяжения, воплощением этой идеи в жизнь?

– Я думаю, что возможно, было бы желание. Пригласить и уж тем более обеспечить проживание здесь возможно, плюс и воздух, и экологически здесь, конечно, хорошо. Плюс здесь сочетание дорог – железные дороги и пути – получается некий центр, который соединяет разные направления, то есть Азия, Восток, Запад здесь сочетаются довольно таки правильно. Я думаю, что сюда и добраться для различных регионов и губерний российских будет просто. Все будет зависеть от того размаха, который будет иметь этот фестиваль. Гостеприимства здесь не занимать. Гостеприимство здесь настоящее. А уж то, как умеют принимать в

Татарстане, я знаю прекрасно, потому что я уже много раз на себе проверял, что такое татарское гостеприимство: уйти живым из-за стола невозможно, потому что закормят до смерти, и тут самое главное сохранить в себе килограммы и остаться в форме, здесь набираешь легко все калорийное, все сытное и, действительно, и гостеприимство, и желание накормить и угодить гостю очень высокое, и это мне, конечно, нравится.

– Способен ли неподготовленный зритель с весьма ограниченным зрительским опытом воспринять некомедийный театр? Как вы считаете, нужно ли специально готовить публику провинциальных городов, таких как Буинск, для серьезных спектаклей?

– Что касается спектакля и тематики, я думаю, что зритель постепенно привыкает, самые различные фестивали именно так и проходят. Буквально недавно, на днях, мы открыли наш Фестиваль Губернских театров – фестиваль Московского Губернского театра, который мы делаем совместно с Правительством Подмосковья и Министерством культуры Российской Федерации, он называется «Фабрика Станиславского». Мы выбираем спектакли и театры, которые как раз отвечают основным принципам: жизнь человеческого духа на сцене, русский психологический театр. Здесь представлено 23 коллектива, у нас пока их шесть – то, что мы вывезли. Но зато это такие коллективы – «Мастерская» Григория Козлова питерская, Николай Коляда, Екатеринбург, представлен и Челябинск, и Нижний Новгород, то есть это действительно масштабные проекты и спектакли. Я рад, что мы их смогли вывезти.

Мы открыли этот фестиваль в Орехово-Зуево. Сравнить Буинск с Орехово-Зуево вполне возможно потому, что это тоже маленький подмосковный город. Там были «Морозовские склады» и очень важно, что мы таким образом сохраняем память и традиции. Потому, что если бы не было Саввы Тимофеевича Морозова, это говоря о тех спонсорах и меценатах знаменитых, которые помогают искусству, так вот не было бы, наверное, МХАТа и великих спектаклей Константина Сергеевича Станиславского. (Савва Морозов – основатель прославленной династии текстильных фабрикантов в конце XIX века, человек прогрессивных взглядов, общественный деятель – прим. ред.) Конечно, Орехово-Зуево явился отправной точкой для нас для того, чтобы создать наш фестиваль.

Мы тоже начинаем, мы тоже только начинаем. Для нас первый пилотный запуск был вместе с Фондом Станиславского в прошлом году, где я показывал в «Любимовке» эскиз спектакля «Вишневый сад», прямо в святая святых, том самом историческом месте, где Чехов придумал «Вишневый сад» («Любимовка» – фестиваль молодой драматургии проходит в Москве с 1990 года). Вот в прошлом году был пилотный выпуск, а в этом году мы совершенно самостоятельно продолжаем сохранять традиции русского психологического театра.

Фестивали делают шаги, и открытие фестиваля, безусловно, воспитывает публику. Так же как и здесь, в Буинске идет воспитание, с первого вашего фестиваля в прошлом году и сегодняшний фестиваль воспитывают вашего зрителя, и они постепенно приучаются смотреть не только развлечения, но и серьезные психологические спектакли, серьезную драму. Я убежден, что пройдет, может быть, еще лет пять, и здесь будет самый изысканный зритель, которому будет угодить очень сложно.

– Почему для показа здесь был выбран именно «Маленький принц», почему именно эта музыкальная сказка?

– «Маленького принца» я выбрал потому, что мне хотелось соединить представителей искусства самых разных регионов. Со мной вместе на сцене будет Симфонический оркестр Казани (Молодежный оркестр фонда SFORZANDO – прим. ред.). Это музыкальный спектакль по произведению Антуана де Сент-Экзюпери, здесь за основу взята французская классика. И то, что сегодня ваш зритель услышит Сен-Санса, Равеля и Дебюсси, в сочетании с великолепным произведением на все времена «Маленький принц»… (Спектакль создавался в Московском Губернском театре с Губернаторским оркестром Мособласти. В Петербурге Безрукову аккомпанировал оркестр Мариинского театра, в Красноярске – Красноярский симфонический оркестр – прим. ред)

Это спектакль, который я делаю собственными руками: я вхожу в детскую комнату и с помощью игрушек начинаю создавать мир Экзюпери. Идея заключается в том, что пока ты чувствуешь себя Маленьким принцем, ребенком, ты человек. Значит, ты еще можешь смотреть на звезды, значит, ты еще романтик. Самое важное, наверное, оставаться внутри романтиком. Экзюпери был романтиком. Самое главное, сохранить в душе этого Маленького принца. Тогда только те самые истины, которые звучат в спектакле и самом произведении, о том, что ты в ответе за тех, кого приручил, зорко лишь одно сердце, это все отзывается в тебе. Когда ты сохранил в себе маленького принца, когда ты не затвердел и не очерствел душою, когда ты не превратился в циничного взрослого. Об этом спектакль: о боли потери и в то же время ощущении счастья от того, что Маленький принц всегда с тобой, он всегда рядом, если ты его сохранил.

– «Маленький принц» вырос из вашего детства, оттуда и декорации спектакля – песочница, коробка с игрушками, книжный шкаф? Возникают ли у вас ассоциации, когда вы выходите на сцену?

– Да. Спектакль начинается с того, что, я показываю зрительному залу фотографию, где мне было шесть лет. Конечно, я помню театр, где работал мой отец – это Пушкинский театр. Я помню очень хорошо свое детство на Волге в городе Лысково – если отсюда поехать, то следующий город – Чебоксары, потом – Боратынск и Лысково, это все мои родные места, я там провел большую часть своей жизни. Все летние каникулы, а это три месяца в году, я проводил там у бабушки. Лысково, Макарьевский монастырь, Горький. В Горький мы выезжали только если погулять, на праздники, а так, конечно же, Лысково, монастырь, Волга. Вот это мои родные любимые места, которые мне дают заряд энергии, подпитку.

Поэтому свое детство я помню, помню, когда мне было шесть лет, я доставал игрушки из коробки, как и сейчас на сцене – медведя, машинки. Таких машинок у меня не было, были попроще машинки, медведь у меня был любимый… И вот это вот ощущение детства, я как бы в детской комнате погружаюсь в свое собственное детство, вспоминаю, каким я был, когда в первый раз научился рисовать. Вот здесь как раз идет сочетание великолепной прозы Антуана де Сент-Экзюпери с моим собственным ощущением детства. Я пытаюсь таким образом вспомнить свое собственное детство. Вспомнить, как я научился рисовать, вспомнить, как я мечтал о том, кем я стану в этой жизни. Я мечтал, конечно, быть и военным, и кем я только не мечтал быть в этой жизни, но судьба сложилась так, что, один раз посетив театр своего отца в пять лет, и, посмотрев спектакль, может быть неосознанно, влюбился в театр.

– За годы актерской карьеры вы переиграли огромную палитру самых разноплановых ролей, начиная от криминального авторитета в нулевые, и заканчивая Борисом Годуновым сейчас. Каков ваш личный способ не заигрываться, ведь каждый раз вы должны погрузиться в роль, по сути, стать своим героем.

– Безусловно, но самое главное – не заиграться и проводить ту самую грань, где я в образе, на съемочной площадке или на сцене, а где я все-таки в жизни. Самое страшное – потерять рассудок, заиграться и стать кем-то из своих персонажей в жизни. Это уже, наверное, клинический случай, я все-таки стараюсь до этого не доходить, хотя проникновение довольно-таки серьезное. Если уж говорить о том, чему учил Станиславский – не играть, а проживать жизнь своих героев. Еще более серьезное погружение дает школа Михаила Чехова, которая интересна тем, что мы все-таки создаем некий фантом. Это не совсем я в предлагаемых обстоятельствах, ты все черпаешь из самого себя, представляешь себя в этих обстоятельствах и рождаешь некий фантом. Образ, который ты создаешь – это не ты, но ты настолько в него веришь, что он оживает в глазах зрителя, тебе верят по-настоящему. Но это не ты. Ты как будто ныряешь в чужую жизнь и проживаешь ее, действительно, становишься другим. Хотя основа основ для абсолютно органичного существования на сцене, той самой правды на сцене – это учение и система Станиславского. Я в предлагаемых обстоятельствах – это все то, что заложено в системе Станиславского. Это фундамент, основа.

– Около полугода назад в Москве канал «Россия 1» запустил работу над новой телевизионной сагой о жизни и семье одного из самых неоднозначных героев истории Руси, вы работаете над ролью Бориса Годунова. Как вам такие исторические перевоплощения?

– Во-первых, я вам практически родной человек, потом что род Годуновых берет начало от князя Чета, так что я играю человека, у которого татарские корни. Не совсем, но частичка татарской крови присутствует. Русские князья и все знаменитые российские рода – Мстиславские, Шуйские, Романовы – относились к Годунову как к татарину, который среди них затесался. Изучаем материалы, исследования того времени, а о том времени выпущено очень много интересных книг. Есть замечательные сборники, в которых собирается огромное количество мнений историков, которые пытаются прийти к некому общему знаменателю. Это самое ценное. Сколько людей – столько и мнений, сколько ученых, специалистов по 16-му веку – столько и мнений будет: все изучали одни и те же материалы, исследования, летописи.

До нас в основном дошли мнения иностранцев, а они, как во все времена в России, думают одинаково в минус. Все очернить и переврать историю. Многие из тех свидетельств, которые дошли до нас – это как раз свидетельства иностранцев о том, как жила Россия в те времена. И, тем не менее, что-то в этом можно найти, – истину: для меня Годунов Борис Федорович – это достаточно сложный образ. Однозначно судить о нем как о неком царедворце… Уж тем более это совсем не доказанная история, которая чернит его род и провоцирует нас на некое негативное отношение к нему – я имею в виду убийство царевича Дмитрия. Все это не доказано, и все это можно и нужно подвергать сомнению. Другое дело, что, когда мы читаем Пушкина, мы же ему верим беспрекословно. А он – литератор, безусловно, гениальный, но верить ему на сто процентов сложно, потому что он читал «Историю государства Российского» Карамзина. И исходя как раз из этого, изучая летописные документы в Святогорском монастыре в те стародавние времена, написал свою версию. У него она тоже однозначная, но мы, я думаю, поспорим. Тем более, наш размах покруче тем, что мы берем историю Годунова со времени его поступления на службу в опричники к Малюте Скуратову, это еще при Иване Грозном, дальше на царство.

И второй проект, который идет параллельно, «Ксения Годунова» – это уже времена, когда ему под 60 лет, он уже старик, и это уже времена предСмуты. Дальше, после его смерти приходит Лжедмитрий, и начинается Смутное время. Вот такой огромный проект исторический, проработка довольно-таки серьезная с исторической точки зрения, консультанты – историки, специализирующиеся по 16-у веку, уникальные костюмы: это действительно воссозданная эпоха. И в этом во всем жить в кадре – сплошное удовольствие, когда ты и внешне преображаешься, и костюмы, и декорации. Все это благодаря художникам по костюмам и художникам-декораторам, которые воссоздают эпоху настолько подробно и точно, что ты практически присутствуешь в Москве 16-го века: лобное место, Спасские ворота. На «Главкино» выстроена Москва 16-го века. И реально, если бы не шум еще от МКАДа и Новорижской трассы, можно представить, что ты находишься в 16-м веке – и массовка, одетая в костюмы того времени, и персонажи, и партнеры здесь замечательные, в этой работе.

Я рад, что меня судьба свела в одном кадре со Светланой Ходченковой, с Витей Сухоруковым. С ними я снимаюсь впервые, с Андреем Мерзликиным это наш второй общий проект, с Сергеем Маковецким тоже, по-моему, второй проект. Силы довольно-таки серьезные задействованы, актеры великолепные. Быть в кадре с такими партнерами – сплошное удовольствие. И Алексей Андрианов (режиссер), и Сергей Мачильский – все это отличная команда. Мачильский – великий оператор, потрясающий, у которого колоссальный опыт за плечами, картины. Это все такой цвет нашего российского кино. Конечно, в этой команде работать – удовольствие, и я надеюсь на хороший результат.

– А мы с нетерпением будем ждать выхода

– Посмотрим, мне самому интересно, как это будет.

– В апреле продюсерская компания «Среда» объявила о старте съемок в Петербурге нового приквела «Двенадцати стульев» и «Золотого теленка» с вами в одной из главных ролей. Вы выкладывали в Инстаграм очень колоритные снимки в новом образе, вы хотите сыграть нашего гениального авантюриста Остапа Бендера?

– Не Остапа. Это проект Саши Цекало, будет четыре фильма для кинотеатров. Проект называется «Бендер». Это приквел истории Ильфа и Петрова, история отца и сына. Совсем еще юный Ося Задунайский и умудренный опытом, прожженный авантюрист Ибрагим Бендер, турецкоподданный. История отца и сына, я играю Ибрагима Бендера, так что не путайте. Я всю жизнь хотел сыграть Остапа Бендера, но судьба так распорядилась, что мне досталась роль папы.

– Что дальше, какие роли еще впереди? Откройте какой-нибудь секрет, Сергей.

– Иногда говорят «Почему журналистов настолько не переваривают?». Потому что иногда непроверенную информацию они выдают за точную. Услышав звон, не знают, где он. Пустили слух, что я вроде бы буду снова играть Пушкина, и это ошибка, потому что не Пушкина, нет. Проект называется «Учености плоды», будет снимать Игорь Угольников. История о времени оккупации Михайловского (имение Александра Пушкина) немцами, это 1944-й год. Играть я там буду псковского жителя, который живет в деревушке рядом с Михайловским. Это время, когда Михайловским руководил как раз профессор Гете-университета (Франкфуртский университет), тогда был поставлен комендант – немка, которая продолжала советские традиции, как ни странно. Она продолжала экскурсии по Михайловскому, устраивала для немцев вечера, они читали Пушкина наравне с Гете. Такой сложный проект.

С другой стороны, может быть, благодаря этой правде удастся отделить головорезов и тех, кто пытался сохранить что-то, даже будучи оккупантами. Это и любовь, которую прививали – совсем простые жители тоже относились к Александру Сергеевичу сложно. Для просвещенных и образованных людей Александр Сергеевич – это наше все, а тогда кто-то знал, кто-то слышал. Это, наверное, проект, в котором есть некое объединение: когда люди разных сословий, религий и национальностей начинают ценить культуру. Это, может быть, проект, в котором люди, которые занимаются культурой, строят мосты. То есть, политики их разрушают, а люди культуры пытаются их выстраивать для того, чтобы сохранить ту самую культуру, поэтому проект очень интересный, такой российско-немецкий. Я надеюсь, что он состоится. «Учености плоды» – это рабочее название.

– А «Ильинский рубеж» – что это?

– Это тоже проект Игоря Угольникова, там у меня небольшая роль сержанта Старчака. Это историческое кино, основанное на документальных материалах – те самые знаменитые подольские курсанты, которые встали на защиту Москвы. Дорога на Москву практически была открыта, и они встали против танков и почти все погибли, но не пропустили врага. Конечно, это абсолютно героический поступок совсем юных, молодых – это ведь выпускники училища, будущие офицеры. Им было по 18-19 лет, и они, тем не менее, встали и не пропустили врага. Это очень важный и нужный проект для того, чтобы показать современной молодежи, насколько молодежь того времени понимала, что за Родину…

– Мне бы хотелось обсудить еще несколько моментов. Первый вопрос несколько личный. Такие разные роли, такой жесткий график – сегодня вы здесь, в Татарстане, завтра – в Москве, послезавтра съемки. Как вам удается перестраиваться?

– Может быть, из-за того, что в первую очередь я театральный артист – я вырос в театре и очень люблю его, поэтому и занимаюсь театром, и являюсь художественным руководителем театра. Театр я знаю и люблю. Заниматься театром, а тем более, руководить без любви к нему невозможно. Это же не должность, на которую тебя назначили, и ты ходишь на работу от звонка до звонка, восьмичасовой рабочий день. Нет, это круглосуточное занятие – театр.

– Как психика справляется, Сергей? Утром не бывает такого – просыпаетесь и спрашиваете: «Кто я»?

– Я закончил школу-студию МХАТ. Мои учителя, мой родной отец – Виталий Сергеевич Безруков, мой учитель-наставник – Олег Павлович Табаков. В театре ты каждый вечер играешь разные роли, помимо этого у тебя есть репетиции. Вспоминая свою молодость, когда я только-только закончил школу-студию МХАТ и был совсем юным, начинающим артистом, я играл каждый день. И были еще репетиции. Это сейчас уже меньше, хотя тоже можно поспорить, потому что если соединить воедино все съемки, посчитать съемки в разных проектах плюс переезды, гастроли, спектакли на сцене Губернского театра, участие в фестивалях и так далее – это все практически работа нон-стоп. Если вспоминать первые шаги в «Табакерке», тогда мы тоже работали каждый день. Я играл каждый день, это было по 30 спектаклей в месяц. Это же та самая закалка – если она есть, она дает тебе возможность перестраиваться. Очень важно, когда ты играешь настолько полярные, разные роли, то у тебя есть возможность перестроиться.

– Вы очень трепетно относитесь к языку, делаете целые программы по столпам русского языка – Пушкин, Есенин. Родной язык для вас – это что? Я к чему спрашиваю – сейчас идет волна негодования в национальных республиках по поводу инициативы сделать родной язык добровольным, отменить его обязательное изучение в школах. И очень серьезные дискуссии сейчас идут по этому поводу

– Это очень сложно. Самый сложный вопрос – это, безусловно, национальный вопрос. Я считаю, что традиции и корни заложены в языке. Все традиции заложены в языке, поэтому родной язык обязательно нужно знать, это сто процентов. Есть еще язык общения, как, в данном случае, мировой язык – английский. Его почему-то учат все страны, и он считается мировым языком, хотя, по идее, с какой стати, да? Так повелось, что, когда мы были огромным государством, мы изучали русский язык, и мы говорим на одном языке. При этом, если вы вспомните обучение в те самые советские времена, родному языку также уделялось внимание. Это не означает, что, допустим, в советские времена только русское и советское, неважно. Сколько исследований я по этому поводу читал и видел, сколько финансировалось именно национальных программ, уж не говоря про Прибалтику.

Это сейчас идет полнейшая американизация тех самых союзных республик, к великому сожалению, такое огромное стремление в НАТО, забывая о своих национальных традициях. Именно при Советском Союзе уделялось огромное внимание национальным корням каждой республики из тех самых знаменитых пятнадцати республик. В те времена уважали, любили, знали, и средства выделялись, причем, немалые.

– В эфире шоу GazLive известного российского рэпера Василия Вакуленко (Басты) 10 мая вы мастерски зачитали взорвавшую весь рунет «Медузу» осетинского исполнителя Алана Хадзарагова (Matrang). За первые сутки ролик набрал 100 тысяч просмотров. Как вам рэп читалось?

– Неожиданно.

– Вы справились, Сергей – я смотрел несколько раз.

– Для поклонников рэпа это, наверное, было совершенно чудовищно (смеется).

– А как вы смотрите на то, если я вас попрошу на татарском языке продекламировать?

– На татарском? Вы думаете, я смогу? Я знаю некоторые слова, но… Открою вам сейчас такой маленький секрет – на втором курсе актерского факультета школы-студии МХАТ были педагогические работы, и ученики Олега Павловича Табакова, артисты «Табакерки», с нами их делали. Педагогические работы были посвящены Островскому. И Саша Марьин ставил «Горячее сердце» Островского, я играл там Силана, дворника, – приклеил себе бороду, ходил стариком-Силаном, дворником с метлой. Надел специально рукавицы, чтобы рук не было видно: они всегда выдают, они молодые и их всегда видно. Вроде лицо старика, а руки выдают, если их не прорисовывать и не загримировать. Надел варежки – дворник же! И играл именно по Островскому. А Саша решил поставить современный спектакль. Для комиссии я был в Островском, все остальные играли современные театр. Саша в конечном итоге не выдержал и сказал: «Сережа, так не годится. Ты играешь один Островского – с бородой такой». А мне было 17 лет! И комиссия после первых просмотров как-то недовольна, есть какая-то разница, диссонанс – какой театр-то играете? И он (Марьин) все-таки уговорил меня, сказал, что нужно играть их историю, снять бороду. Я говорю: «Ты меня раздеваешь прямо. Мне кого играть-то? Мне 17 лет, я играю дворника». И вдруг до меня доходит, я начинаю отматывать – это было мое спасение. Тогда, во времена Островского, среди дворников и извозчиков были татарские диаспоры. Это была их прерогатива, дворники были татары. И меня осенило: «Хорошо! Я буду татарин!». Мне было 17, но я выиграл тем, что у меня был самый характерный образ, я фактически перетянул одеяло на себя.

– Слова говорили какие-нибудь?

– Я молился, у меня даже была молитва, которую я читал. Говорил какие-то слова. Были, конечно, оскорбительные слова типа «хайван». Когда залезал кто-то во двор, я говорил: «Ух, хайван!». Не буду произносить сейчас те слова, которые я произносил тогда в адрес вора Васьки, который пробирался на двор. Я его хватал и высказывал ему все в лицо по-татарски. Никто не понимал этого, но те, кто знал язык, понимали. Олег Павлович записал мне практически все слова, которые надо было сказать, молитву. Я играл татарина. (Сергей Безруков согласился вспомнить студенческие годы и прочесть стихотворение «Туган Як»). 

– В заключение хотели бы вы что-нибудь пожелать участникам и гостям фестиваля Буинского драматического театра?

– Мне хотелось бы пожелать удачи всем участникам – 23 театра, причем, даже из Швейцарии, по-моему, приехал коллектив. Желаю фестивалю в Буинске набирать дальнейшей мощи, потому что фестиваль тем и хорош, что с каждым годом должен набирать тех самых оборотов, которые дают возможность приехать сюда не просто 23-м коллективам, а чтобы это был месяц, театральный месяц в Буинске. Когда весь город будет жить театром, когда это будет несколько площадок, открытых площадок, когда спектакли будут играться на улице, как в Авиньоне. Целые улицы, площади… Когда весь город будет огромным, большим театром для всех коллективов. И, конечно же, гостей – хорошо бы, чтобы в Буинске была не одна, а пять гостиниц, и все они были бы заполнены гостями. Не хотел бы превращаться сейчас в Бендера и говорить, что Васюки станут центром мироздания, но пожелать Буинску стать центром мироздания хотел бы.