Став известным режиссером, челнинец приехал ставить спектакль в родной город

В татарском драматическом театре идут репетиции нового спектакля по произведению современного французского автора. Его постановщиком стал московский режиссер Театра наций Туфан Имамутдинов. На его счету не только столичные спектакли, он много работал и за рубежом. Но корни у Туфана здесь, в Челнах, он тут родился и вырос, тут живет его мама и сестры. В перерывах между репетициями нам удалось задать Туфану несколько вопросов.

- Где вы жили и учились в Челнах?

- С 1 по 10 класс я учился в школе №52, 11 класс закончил в татарском лицее Гали Акыша. В Челнах у меня живет мама и две сестры. Мама – педагог дополнительного образования, всю жизнь учила детей петь. Одна моя сестра поет в трио «Чулман», другая – преподает хореографию. Я тоже занимался в музыкальной школе №7, но никогда не ходил в театральный кружок, театра вообще не понимал. А на спектакли в детстве сходил только два раза в челнинский татарский драматический театр, да и то вместе с классом за компанию.

- Как же вы тогда стали театральным режиссером?

- Мысль поступать в театральный вуз пришла после 11 класса, после того как неудачей завершилась попытка поступить в КФУ. Я выходил на сцену, когда мы играли в КВН. Мне нравилось. Поэтому решил поступить в Елабугу в театральное училище, где проучился три года. Хотя сразу понимал, что актерство не для меня, хотелось чего-то поумнее, поэтому и пошел в режиссуру. Потом поступил в институт культуры в Москве, там не доучился, потому что меня взяли в ГИТИС на режиссерский факультет, этот вуз я закончил.

- В Челнах вам приходится ставить спектакль на татарском языке. Это, наверное, первый такой опыт. Трудно?

- Я работаю за рубежом, поэтому постановки не на русском языке у меня не впервые. В Румынии ставил «Женитьбу» Гоголя, скоро уезжаю в Венгрию, буду ставить «Смерть Тарелкина» Сухово-Кобылина. А еще потом буду с румынами ставить современную российскую пьесу Богославского «Любовь людей». Конечно, румынский и венгерский языки для меня не родные, татарский – родной. Я родился в семье, где говорят по-татарски, ходил в татарский садик, школу. Изначально мне было сложно перестраиваться на русский, а сейчас мне трудно перестроиться на татарский. Мыслить по-татарски я сейчас уже не могу. Но, работая в челнинском театре, внутренний диалог с самим собой на родном языке у меня начал появляться. И это приятное чувство.

- Вас пригласили в Челны?

- У меня сорвалась постановка в театре Маяковского, он закрылся на ремонт. У меня образовалось окно. Поэтому я сам позвонил в Челны, мне было интересно. Здесь меня с радостью приняли.

- О чем спектакль, который вы ставите в Челнах? Татароязычному зрителю будет интересна пьеса современного французского автора?

- Это пьеса Жеральда Сиблейраса «Ветер шумит в тополях». Мы его адаптировали для татарской публики: поменяли героям имена на татарские и действие перенесли в Россию. Но в принципе, если драматургия хорошая, конкретные реалии не играют роли. «Гамлета» ведь тоже не играют исключительно на английском. В нашем спектакле мысль простая – не надо забывать своих близких. Мы спешим, бежим, пытаемся урвать себе побольше денег и комфорта, но при этом забываем о самых близких людях – родителях. И они оказываются в тех местах, где они оказываться не должны. Герои пьесы – участники войны, они боролись за свободу, а в итоге оказали сами заперты в некоем гестапо - в доме для престарелых.

- А как вы относитесь к классическим постановкам, переделанным на современный лад?

- По-разному. Перенос может быть оправдан смыслом. Видел постановку в Германии «Евгения Онегина». Начиналась она тем, что на сцену выходили парни и девушки, одетые унисекс – в джинсы и футболки, и читали Пушкина. В следующей сцене у них появлялись детали пушкинского времени, в итоге к концу постановки они оказались одетыми полностью в костюмах того времени. Получилось такое художественное высказывание о современном мире, где мужчины теряют мужественность, а женщины – женственность, а люди теряют ориентиры в том, кто есть кто. То есть в таком прочтении был художественный смысл. Когда же режиссер делает перенос бессмысленно, тогда уж лучше вообще пьесу не ставить.

- Расскажите о руководителе Театра наций «Москва», актере и режиссере Евгении Миронове.

- Мы с ним видимся, когда он принимает спектакль. Он интересный человек, всегда очень точно и глубоко анализирует постановку, у него есть мудрость, которая позволяет видеть неточности, фальшь. Он всегда дает советы, как сделать спектакль лучше. В этом театре я выпустил три спектакля.

- А в кино вы не работали?

- Поработал в одном сериале, но даже говорить об этом не хочу – мне не понравилось. А чтобы снимать большое кино, должны быть какие-то связи. Возможно, здесь у меня что-то и получится в будущем, жизнь покажет.

- Вы оказались в Мосвке, в творческой среде, где часто можно встретить высокомерное отношение к «мальчикам из глубинки». Как вы себя чувствовали?

- Такого на нашем курсе не было. У нас было лишь пять москвичей из 28 человек. На режиссерский факультет студентов с задранными носами не берут, а берут людей думающих, без гонора. Тем более я учился в ГИТИСе, уже имея за плечами кое-какой багаж: в Елабуге я готовился к поступлению в Москву, много читал, тянулся к творчеству режиссеров, которые стали для меня учителями, изучал их постановки, спектакли. Это Эфрос, Товстоногов. А еще очень много дал мне мой учитель в ГИТИСе Олег Львович Кудряшов.