Воспоминания военного хирурга. Глава 2

26 августа  1982 года самолет набрал высоту и взял курс на Ташкент. Впереди меня ждали неизвестность, новые испытания. Позади остались Одесса и море, семья и дочурки, друзья и коллеги, город Балта, к которому уже начал привыкать. Размышления мои прервал старший лейтенант, который подошел ко мне и спросил: 

- Не в Афганистан ли летит товарищ подполковник?

Я ответил: 

- Да. 
Он оказался из нашего города и узнал меня. Со своим другом, прапорщиком, они возвращались после отпуска в Афганистан. Пригласил меня присоединиться к их компании. Я пересел, познакомились поближе, так за разговорами незаметно прилетели в Ташкент. Там добрались на пересыльный пункт на окраине города. Здесь, в ожидании отправки, находилось большое количество офицеров. Питались продуктами, купленными в магазинах, собираясь в компании по три-четрые человека. Имевшие боевой опыт, отличались от новичков поведением, рассказами - им было что говорить. Здесь же ходил пьяный капитан, замполит батальона, которого никак не могли отправить после его отпуска обратно, в свою часть, он постоянно терял документы и находился в пересыльном пункте уже около месяца. В ожидании отправки ознакомились с городом. Тогда я впервые увидел Ташкент,  он мне понравился своим восточным колоритом, духом. В августе там днем еще жарко, люди появляются на улицах только по вечерам, тогда город благоухает ароматом узбекского плова, шашлыка и самсы. В городе было очень много военных, работали все рестораны и кафе, словом, Ташкент гудел. Запомнилось, как мы, сняв обувь, босиком переходили через большой бассейн с фонтанами в центре города, а на противоположной стороне нас встречал наряд милиции. Они ознакомились с нашими документами, поговорили, а потом нас отпустили, попросив все же так  больше не делать. Потом мы ходили купаться в реке с очень сильным течением. Однажды ночью съездили на рынок « Алай». Увидев нас, узбек, лежавший возле горки из дынь, поднялся и предложил нам большую дыню. Сколько, спрашиваю. Отвечает, что три рубля. Дал деньги молча. Он говорит, что так не покупают, надо торговаться, сбивать цену. Узнав, куда мы держим путь, подарил дыню, расстелил свой пиджак, как бы приглашая к столу, достал лепешку. Похоже, ему было скучновато коротать эту ночь, возможно, он заметил, что и мы пришли не с пустыми руками. Этот узбек был наш человек, советский. 

Гуляли в старом городе, уцелевшем от землетрясения. Предприимчивые местные жители организовали там бизнес. Показывали саманные постройки с узкими улочками, где никогда не было водопровода, угощали национальными блюдами и напитками. Глядя на все эти постройки тысячелетней давности, невольно подумалось, неужели не было бы такого современного красивого города Ташкент, не будь этого страшного разрушения? 

01 сентября 1982 года. Сегодня должны вылететь в Афганистан. Прибыли на аэродром, там объявили посадку, ждем взлета. На полосе жара, в тени около +40 градусов, в самолете пока кондиционеры не работают. Ждем час, полтора, все мокрые от пота. Наконец, взлетели, заработали кондиционеры, стало холодно, а прилетели в город Кабул окончательно окоченевшими. До города Пулихумри, до места своего назначения, добрался на вертолете, уже с ангиной. Володя Поляков, заведующий хирургического отделения, встретил с большой радостью: он прослужил в Афганистане более двух лет и с нетерпением ждал замены. Чтобы скорее поставить меня на ноги, начал усиленно лечить. Через два дня я принял отделение, Володю проводили домой. 
В этот же день вечером привезли 24 афганцев, пострадавших в ДТП. Недалеко от нас, на большой скорости, их машина вылетела в овраг и перевернулась. Пока с ними разобрались, было уже далеко за полночь. Провели две полостные операции с повреждением органов брюшной полости, около десяти были с переломами конечностей, остальные отделались ушибами. Так начался первый день моей работы, а напряженные трудовые дни продолжались более двух лет.

В отделении по штату было предусмотрено 30 коек, а развернуто 40, нередко приходилось разворачивать дополнительно еще палатку. Ранения были очень серьезные, преобладали минно-взрывные травмы. Страдали, в основном, водители, которые осуществляли доставку для всей армии боеприпасов, продуктов, горюче - смазочного материала, медикаментов. Страдали, конечно, и другие: дороги и тропинки были напичканы минами. 

Ранения сопровождались большой кровопотерей, необходимо было ее восстанавливать. Для сдачи крови своим товарищам прибывали целыми подразделениями, из них мы подбирали доноров с необходимой группой крови. Сдавали кровь организованно, безропотно, зная, что могли сами оказаться на месте пострадавшего. Забор крови далее организовали более оперативно, заранее определяли у бойцов группу крови, и, имея эти данные, вызывали конкретное количество доноров с конкретной группой крови. Раненые поступали практически ежедневно, а во время боевых действий - более десяти одновременно. Представьте себе такую картину: в холле хирургического отделения на носилках лежит дюжина раненых. Теснота, на полу лужи крови, стоны людей. Чаще стонали легкораненые, привлекая к себе больше внимания. Их быстро обезболивали, успокаивали и старались быстрее перевести в перевязочную или в другие помещения. Им достаточно было сказать: «Парень, успокойся, все будет хорошо». Эти простые слова вселяли в них веру, помогали взять себя в руки, они больше не стонали. Они верили в нас и знали, что мы сделаем все, что в наших силах. И мы это делали, работали на совесть и бескорыстно выполняли свой профессиональный долг. Я не помню ни одного случая конфликта с больными. Здесь никто не пытался добиваться к себе особого положения и внимания. Они были для нас все равны, критерием их оценки служило только тяжесть ранения и состояние их здоровья. Сортировочная бригада в составе хирурга, двух сестер и санитаров-носильщиков производила сортировку раненых. Хирург путем предварительного осмотра и опроса определял очередность операции в операционной или в перевязочной, кому и какие делать снимки, сестры прикрепляли к ним соответствующие бирки, делали все необходимые инъекции. Тяжелораненые больше молчали, силы их были истощены, они находились в состоянии травматического или геморрагического шока. Обратил внимание на такой факт: когда их только привозили к нам, они еще держались кое-как, могли шепотом, коротко отвечать на вопросы. Когда они убеждались, что находятся в госпитале, отключались и становились недоступными к контакту. На операцию таких брали в первую очередь. Здесь же рядом работали рентгенолог и анестезиолог. Первый на переносном аппарате делал снимки. Техника безопасности практически не соблюдалась, работали без защитного экрана, во время съемок, иногда, приходилось приподнимать и поддерживать раненых за плечи. Все это, конечно, впоследствии сказалось на состоянии нашего здоровья. Анестезиолог подключался к центральным венам, начинал проводить противошоковые мероприятия, организовывал определение группы крови и подбор доноров. Моджахеды часто пользовались итальянскими минами, которые действовали избирательно против определенного вида боевой техники. В результате мощного взрыва снизу отрывало нижние конечности, которые сопровождались часто осколочными ранениями внутренних органов, иногда рук, глаз и контузиями. В одном случае был еще отрыв мошонки. Единственное уцелевшее яичко, обнаженное висело только на семенном канатике. Чтобы сохранить его, пришлось сделать ложе, укрывая под кожей бедра. Это реальные эпизоды нашей работы, у которых есть живые свидетели. Это тысячи раненых, которые прошли через наши руки, хирурги с которыми я работал вместе, хирурги других госпиталей.

Продолжение читайте в понедельник, 19 февраля