Взрослое дерево на чужой земле не приживается

До шести лет — ни слова по-русски
— Моя мама Мина Фридриховна и отец Александр Рейнгартович — из поволжских немцев, — рассказывает Ирина Александровна. — Вначале наша большая семья жила в Саратовской области. Дедушку со стороны отца расстреляли в 1937 году, как говорится, без суда и следствия. Когда началась война, в 1941 году, осенью, в течение 24 часов всех моих родных отправили на поселение в Сибирь. Здесь местные жители вслед моим братьям и сестрам кидали: «Фашисты!» Только спустя пять лет наша семья смогла вернуться и обосноваться в Бавлинском районе. Пришлось все начинать заново. Вначале жили в землянке, потом построили дом. Здесь родились еще двое детей: сестра и я. Мы жили трудно, но всегда были сыты, благодаря тому, что держали скотину — быка, корову, поросят, кур. С детства не знали, что такое долго спать. Вставали рано, ухаживали за скотиной. С бабушками занимались рукоделием: вышивали, стегали одеяла, шили на заказ платья на машинке «Чайка» — эта семейная реликвия у меня хранится до сих пор.

В нашем доме говорили только на немецком языке. Я до шести лет ни слова по-русски не знала. Свято соблюдались все обычаи, традиции. Я уже была взрослой, когда отец впервые заговорил о возможности переезда в Германию. Но мама не поддержала его и сказала, что никогда не покинет Россию, где пережила столько трудностей, вынесла столько страданий. Больше к этому разговору родители никогда не возвращались.
И все же, спустя годы, эту тему подняла старшая сестра Элла, которая решила перебраться в Германию. На всякий случай она предложила собрать документы и Ирине. Потом вдвоем они поехали на экзамены в Москву.
— Этот экзамен я помню до сих пор — как будто вчера все было, — вспоминает Ирина Александровна. — Прежде чем попасть в кабинет, два дня пришлось стоять в очереди. Я очень удивила экзаменатора своими знаниями немецкого языка, без волнения ответила на все вопросы. А когда рассказала о традициях, соблюдаемых в нашей семье, о том, как меня выдавали замуж в цветочном веночке под песню «Прощание с молодостью», то экзаменатор искренне удивилась: «Знаете, такие традиции и обряды даже в Германии сейчас не соблюдаются. У вас удивительная семья».

Чужая страна
Разрешение было получено. Но в Германию Ирина Александровна уезжала без всякого настроения.
— Уже тогда на сердце было тяжело, — вспоминает она, — переживала, как все будет в чужой стране. Хотя с самого начала все складывалось благополучно. Как мы и хотели, нам всем удалось получить разрешение поселиться в Лейпциге. Это было очень важно — ведь с нами приехали семеро детей, которым мы хотели дать хорошее образование. Мне с младшей дочкой — ей было чуть больше 13 лет — выделили отдельную двухкомнатную квартиру. Ежемесячно я получала пособие от государства. Этих денег хватало и на оплату квартиры, и на приобретение всего необходимого. К тому же, как детям репрессированных, мне и сестре было выплачено дополнительное пособие. Как и полагалось приезжим из России, полгода я ходила в школу — укрепляла немецкий язык. Честно говоря, сразу поняла, что будут проблемы с работой. Так и вышло. В моем возрасте — мне было тогда 45 лет, я не смогла найти ничего подходящего. Когда однажды пришла в центр занятости, то мне честно сказали, что я никогда не найду подходящую работу.
Я вела домашнее хозяйство, готовила, стирала. В свободное время гуляла по городу и неожиданно для себя обнаружила, что в лесопосадках — огромное количество белых грибов. Бывало, я собирала по два ведра. Это хоть как-то отвлекало меня. Но единственным настоящим утешением в моей жизни тогда было то, что младшая дочь Ксюша быстро привыкла к школе, легко пошел у нее язык.

Мое сердце оставалось в Челнах
— Что меня угнетало больше всего, — вспоминает Ирина Александровна, — так это холодность во взаимоотношениях с коренными жителями — это чувствовалось везде. Помню, как-то я собралась на экскурсию в Бухенвальд, сошла с автобуса, спрашиваю проходившую мимо женщину, как лучше добраться? Она же, ничего не ответив, молча перешла на другую сторону улицы. Неприятный осадок остался от общения с соседкой по лестничной площадке. Сестра Элла приехала в гости, решила поговорить по телефону с родственниками из Октябрьска. Видимо, голос повысила чуть громче обычного. Тут же в дверь раздался стук. Соседка пришла и сказала: «Мне завтра на работу. Прекратите громко разговаривать, иначе я позову полицейского!»
Когда старшая дочь сняла отдельную квартиру, я специально пришла к ее соседям с бутылкой шампанского, решила познакомиться и попросила помочь ей быстрее адаптироваться к жизни в новом доме. Соседи обещали помочь, но, к сожалению, не сделали этого. Наоборот, раскритиковали ее после того, как она сделала уборку в подъезде, и вывесили записку: «У нас так не убирают, вы забыли подмести в подвале». Конечно, я понимала, что нужно принимать все как есть: чужие порядки, требования...

Многие немцы, приехавшие из России, ничего не предпринимали для того, чтобы найти работу. Им достаточно было пособия от государства. Но такое существование Ирину Александровну не устраивало. И она никак не смогла привыкнуть к новой жизни.
— Я не смогла найти друзей, — делится она. — Не смогла привыкнуть к тому, что продукты в магазинах — привозные из других стран. У картофеля, капусты, хлеба вкус совсем не тот, к которому я привыкла. Я частенько ловила себя на том, что у меня с утра плохое настроение. А память неизменно возвращала в любимый город Набережные Челны. Там оставалось мое сердце. Когда стал приближаться декабрь, я вспомнила, как город преображался, готовясь к Новому году, как хорошели улицы. Сердце всколыхнулось: «Хочу домой!» И я решила вернуться в Челны. Со мной вернулась и старшая дочь, младшая осталась.
Когда ехала уже из Казани до родного города, проревела всю дорогу. В Челнах ее встречала подруга.

— Вижу — стоит вся в снегу, а в руках — огромный букет роз. Бросились друг другу в объятия, она и говорит: «Как же долго ты ехала», — вспоминает Ирина Александровна и добавляет. — Справедливо замечают, что взрослое дерево не всегда приживается на чужой земле. Мы тут возле нашего Дома мебели пересадили большую елку, так она до сих пор болеет. Вся моя жизнь прошла в Челнах, куда я приехала в 1974 году. Радуюсь, что сейчас рядом со мной самые лучшие друзья, которым доверяю, как себе. Люблю приглашать их в гости в свой уютный дом, где всем места хватает. Знаете, я его строить начала перед самым отъездом в Германию. На долгие четыре с половиной года стройка была заморожена. Смогла достроить его, когда вернулась домой.
Я считаю себя счастливой женщиной и лучшей доли для себя не желаю.
Когда меня спрашивают, что я изменила в себе после возвращения из Германии, то отвечаю: «Научилась ценить удобство — теперь ношу только обувь без каблуков и короткую стрижку».

А дочь счастлива за границей
В эти дни в гости к Ирине Александровне из Швейцарии приехала младшая дочь Ксюша с сыном Леонардом.
— Переживала за Ксюшу, — говорит Ирина Александровна. — Но она осталась за границей и не жалеет об этом. Удачно вышла замуж. Ксюша думает получить финансовое образование, и я ее в этом поддерживаю. Я очень скучаю по ним, но ничего не поделаешь — каждый выбирает свой путь в жизни.

Кстати
По данным Федеральной миграционной службы России, сегодня по программе оказания содействия по возвращению на родину из Германии в Россию обратно вернулись 7 тысяч немцев. С начала 1990-х годов в Россию возвратились более 28,5 тысячи израильтян. В числе возвращенцев бывшие врачи, которые не смогли за границей подтвердить свой диплом и были вынуждены работать санитарами. Или бывшие инженеры, которые трудились мойщиками на автостоянке и не были в восторге от подобного рода занятий.