Воспоминания военного хирурга. Глава 3

Фамилии и имена моих коллег я даю подлинные, единственное, в чем сомневаюсь, это в точности фамилии Арсланбека из Казахстана. Не теряю надежды, что некоторые из них еще отзовутся. 

Работа хирурга в военных условиях, в отличие от мирного времени, имеет свои особенности. Здесь необходимо хорошее знание основ «Военно-полевой хирургии», об особенностях огнестрельных и осколочных ранений, умения быстро и четко сортировать раненых, готовность к приему потока пострадавших. А это приходит не сразу. 

Не скрою, в первое время я больше приглядывался, ассистировал своим коллегам Валере Со- ловьеву и Арсланбеку Наурбекову, которые уже приобрели большой опыт работы, хотя прибыли сюда всего на полгода раньше меня. В Афганистане свои измерения времени и ценностей (не зря месяц службы засчитывался в стаж, как за три) , времени на раскачку не было. Прибывший молодой уролог Рафаэль Биктимиров уже через пару месяцев втянулся в нашу работу. Нагрузка была очень большая. При поступлении потока раненых работали на всех столах, не отходя иногда по 12 -15 часов. Это требовало огромных моральных и физических сил. В относительно спокойное время, дежурили по графику, давая возможность остальным врачам восстанавливать силы и заниматься своими больными. 

Авторитет хирурга везде высок, но в военном госпитале - особенно. Любые наши замечания и поручения выполнялись четко и безоговорочно. Легкораненые часто помогали нам в хозяйственных вопросах, ухаживали за тяжелыми. Около отделения сделали беседку, сверху укрыли парашютным шелком. В дневное время, когда в помещении становилось душно, они выносили тяжелых больных туда, подносили им сигареты. Перед глазами картина: лежит в беседке еще бледный, с ампутированными ногами солдат, иногда даже чему-то улыбается. Бедный, он сегодня, возможно, рад, что остался в живых, и не ведает, какие еще тяжелые испытания ожидают его в этой жизни. 

Сколько было ампутировано этих конечностей - не счесть. Обычно наши санитары выносили их подальше в пустырь и закапывали в землю, видимо, не всегда достаточно глубоко. Иногда голодные собаки раскапывали их и таскали по гарнизону, за что я получал замечание от начальства. 

Однажды привезли пятерых раненых, среди них запомнился сержант раненый в живот и с оторванной рукой на уровне плеча, со жгутом, без сознания и давления. Для сдачи крови пришел весь взвод.

Построились, вдруг командир взвода бьет кулаком по лицу одного из бойцов стоящих в строю. 
- За что, товарищ старший лейтенант? - спрашивает боец, вытирая льющуюся кровь из носа.
 -Ты знаешь, за что, - отвечает командир.

Оказывается, по вине молодого бойца, растерявшегося в бою, был ранен опытный сержант, имевший боевые награды. Раненых в тот день было много. Сержанту продолжали переливание растворов и крови, а мы, хирурги, пошли на операцию. Закончив, часа через два, я повторно осмотрел нашего сержанта. Давление так же на нуле, хотя переливание продолжалось. По правилам, больных без давления оперировать нельзя, но заподозрив у него продолжающееся внутреннее кровотечение, решился взять его на операционный стол. Вскрыв брюшную полость, крови мы не обнаружили. Операцию пришлось остановить. Рану закрыли салфетками, стоим, ждем. Продолжается интенсивное переливание. Давление начало подниматься через час, через полтора приступили к операции, которая длилась недолго. Была повреждена тонкая кишка в двух местах. Ампутацию верхней конечности произвели чуть позже. 

Следует полагать, что такая большая кровопотеря была от поврежденной конечности. Что здесь интересного? Больные, которые находятся без давления более 2-3 часов, впоследствии дают большие осложнения, у них страдают почки, наступает почечная недостаточность. Несмотря на такой длительный период обескровливания и массивное переливание, наш больной уже на вторые сутки пришел в себя, выделил мочу - заработали почки. 

Было несколько случаев осколочных ранений от начиненных фосфором снарядов. Раны дымились, мягкие ткани вокруг подвергались сильным ожогам, кусочки фосфора удаляли пинцетом и сухими салфетками. Категорически запрещалось промывание ран растворами - они еще больше усиливали горение фосфора. Такие раны осложнялись нагноением и кровотечением, плохо заживали. 

Поначалу было много огнестрельных ранений в голову - работали снайперы. Когда бойцы стали надевать каски, количество ранений уменьшилось. Раненых вначале эвакуировали в г. Кабул, в нейрохирургическое отделение. У нас в то время еще не было соответствующей подготовки. Многие раненые погибали в пути. Пришлось поехать в Кабул. В течение месяца я получал необходимую подготовку у нейрохирурга А. И. Варава. Приехав в свой госпиталь, продолжал работать самостоятельно. Из 20-ти оперированных 12 были эвакуированы в Ташкент, остальные погибали или на операционном столе, или в течение первых суток - это зависело от величины, характера повреждения и срока их доставки. О дальнейшей их судьбе я, к сожалению, тогда не знал. Только с одним из оперированных мне пришлось встретиться - это был афганец Селим.

В Кандагаре свои хирурги его не приняли, привезли к нам. Кто он был? Не знаю, для нас это не имело значения. Мы оперировали всех, кто обращался к нам, это не запрещалось. Мне его показали через два – три месяца после операции. Ему помогли спуститься с машины. В одной руке он держал палку. Ему что-то сказали, возможно, кто я. Он упал на колени и стал целовать мне руки, с головы его упала чалма, обнажая изуродованную голову с большим рубцом и вмятиной, которая пульсировала. Ему еще не была сделана операция - пластика костного дефекта. Я был удивлен и обрадован результатом операции, так как у него, пожалуй, была самая серьезная травма головы из всех оперированных. Я подумал, если уж жив он, значит, есть неплохие шансы выжить и у наших ребят. Надо сказать, что во время Великой Отечественной войны таких раненых оперировали редко, выделив их в группу агонирующих. В первую очередь брали тех, у кого было больше шансов выжить. Но со временем выяснилось, что головной мозг человека имеет колоссальные возможности восстановления, что было доказано в дальнейшем, операциями с хорошими результатами. 

Что было нового здесь? Это постоянное орошение раствором раны через силиконовую трубку и введение антибиотиков в сонную артерию. Следует отметить, что афганцы, которых мы оперировали, обладали большей живучестью, они не были избалованы лекарствами, лучше действовали антибиотики. Тот же гидролизин (белковый препарат), при переливании в чистом виде, у них не вызывал никакой побочной реакции. Нашим больным мы его применяли редко, в разведенном виде, пополам с физраствором, и то с большой опаской. У своих раненых в живот с повреждением толстой кишки, мы ее конец выводили наружу, который устраняли на следующей плановой операции. Нам передали, что один из афганцев, которому мы сделали первый этап этой операции, застрелился, увидев дома этот неестественный выход кишки наружу. Далее у них мы просто ушивали толстую кишку, не выводя наружу, и зашивали рану, закончив операцию в один этап. 

Почти у каждого афганца на операции в брюшной полости в кишечнике мы обнаруживали аскариды. У некоторых они заполняли почти весь просвет кишки в виде плетеного жгута, иногда выползая в брюшную полость. 

Помню забавный случай. Арсланбек, наш хирург, на операции попросил у сестры атравматическую иглу и, к нашему удивлению, пришил оторванные части аскариды друг к другу, запихнул ее обратно в просвет кишки. Мы, уже изрядно уставшие, рассмеялись, встряхнулись, и вновь приступили к работе.