Отец челнинца, начав войну в штрафбате, закончил ее заседателем военного трибунала

Стало жалко голодных односельчан

Война для Федора Яковлевича началась на зоне. Его семейство жило в деревне Сарсаз Багряш Заинского района, где он работал кладовщиком в колхозном амбаре. Как и во всех селах, амбар был приподнят над землей, поэтому в те голодные годы жители деревни по ночам просверливали в полу амбара дырочку и ссыпали через нее себе зерно. Милиция заметила недостачу, началось следствие. Никто не хотел садиться в тюрьму, поэтому люди указали на кладовщика – дескать, его рук дело, он брал зерно, а потом им и продавал.

«Отец взял вину на себя, жалко ему односельчан голодных было. Его посадили еще до войны. Зона находилась в Удмуртии, в Любянском лесхозе, где заключенные валили лес», - начал свой рассказ Георгий Иванов.

Именно оттуда в 1942 году Федора Иванова призвали в штрафбат на первый Ленинградский фронт, держать оборону северной столицы.

«Отец рассказывал, что за ними шел заградотряд, состоящий из сотрудников НКВД, только в бой они  шли вместе: солдаты из штрафбата и из заградотряда. И погибали вместе.  Сразу после первого боя со всех, кто был призван из зоны, сняли судимость. А держать оборону Ленинграда отцу вместе со всеми пришлось до 1943 года, вплоть до снятия блокады», - рассказывает Георгий Иванов.

Пропал без вести, а потом нашелся живым

Кстати, именно в это время в семью Ивановых пришло письмо с фронта, где было сказано, что Иванов Федор Яковлевич, сражаясь под Ленинградом, пропал без вести. К этому моменту на руках его у жены уже было пятеро детей.

«Меня на свете еще не было, но братья рассказывали, что мама очень сильно горевала, но не верила в то, что отца больше нет. Так оно и оказалось. Потому что спустя какое-то время от него пришла весточка: жив, здоров, продолжаю воевать», - вспоминает Георгий.

А дело было так. Шел бой, три человека, в том числе и Федор Иванов, попали в окружение фашистов. Они спрятались, дождались ночи, а потом решили выбираться к своим. Пока ползли, одного парнишку ранило.

«Отец говорил, что он был совсем молодой, 1925 года рождения, того же года, что и брат папы, который в этот момент тоже воевал. Отец начал помогать ему идти, хотя другой сослуживец предлагал бросить, боялся, что с раненым до своих не дойдут. Отец же посчитал, что он поможет этому бойцу, а кто-то может точно так же помочь его брату. Так что из окружения они выбрались, даже вместе с раненым. А свои, когда их увидели, очень удивились, признались, что их уже похоронили и письма родственникам написали».

А еще Федор Иванов рассказывал, что на протяжении всего года, что они обороняли Ленинград, над ними планировал немецкий самолет, который время от времени разбрасывал листовки, в которых было написано: «Мы знаем, что вас осудила советская власть, зачем вам за нее воевать. Переходите на нашу сторону, застрелите своих командиров. Мы отправим вас в тыл».

«Отец всегда говорил, что ни у кого даже мысли не возникло, что можно перейти на сторону фашистов», - заключил Георгий.

После освобождения северной столицы Федор Иванов получил медаль «За оборону Ленинграда» и был переведен на Первый Белорусский фронт. В его составе он и дошел до Берлина.

Военный трибунал оправдал бойца

«Когда я был маленький, всегда слушал, как отец рассказывает другим о войне. Запомнил, как он говорил, что самым трудным для него было форсирование реки Одер. Я всегда удивлялся тому, что солдаты не могли перейти эту реку по льду, ведь форсирование было в феврале. Мне было невдомек, что реки зимой могут вообще не замерзать», - усмехается Георгий. И вспоминает, что у отца было множество медалей: «За освобождение Праги», «За взятие Вены» и, конечно, «За взятие Берлина».

В Берлине Федор Иванов служил в комендатуре, после капитуляции патрулировал улицы. Всегда говорил, что немцы не любили эсэсовцев, сами указывали советским патрулям, где прячутся фашисты. Общались с нашими солдатами очень дружелюбно, могли показать, где есть хороший магазин, например.

Приходилось Федору Иванову в Берлине принимать и участие в судах военного трибунала в качестве заседателя.

«Отец рассказал, как однажды под трибунал попал боец, у которого была прострелена правая рука. Посчитали, что он совершил самострел, чтобы его комиссовали. Отцу пришлось спорить с прокурором и доказывать, что если бы солдат сам прострелил себе руку, то вокруг раны остался бы пороховой след, так бывает, когда выстрел производят с близкого расстояния. А у бойца была чистая рана. Прокурору пришлось поверить опыту отца, который прошел всю войну, и оправдать этого человека. Его отпустили прямо из зала суда, а он не ушел и упал перед отцом на колени, очень сильно его благодарил», - рассказывает челнинец.

Когда война закончилась, Федор Иванов вернулся в родную деревню, причем не бывшим зеком, а героем войны. Судьба распорядилась так, что на фронте он получил легкое ранение. Была и тяжелая контузия, до конца жизни Федор Яковлевич плохо слышал. Работал заместителем председателя колхоза. Дожил до 79 лет и умер в 1982 году.

Георгий Федорович сумел сохранить его фронтовые фотографии, на одной из них его отец за походным столом, накрытым прямо в комендатуре Берлина, отмечает только что провозглашенную капитуляцию фашистов. Этот снимок очень долго висел в их деревенском доме на самом почетном месте.