Город и горожане
Владимир ДУНАЕВ: «Нас, вернувшихся из плена, считали изгоями»
Три месяца назад Владимир Михайлович Дунаев отметил 70-летний юбилей. Поздравлений было много, ведь семья у него большая: два сына, пятеро внуков, правнучка. Между тем род Дунаевых мог оборваться в годы войны. В трехлетнем возрасте Владимир Дунаев чудом выжил в оккупации и фашистском концлагере.
— Перед войной наша семья жила во Ржеве, — рассказывает Владимир Михайлович. — Я был еще маленький, и все, что с нами произошло, знаю из рассказов мамы. Она работала воспитательницей, отец — по торговой части. Он сразу ушел на фронт, а мама с двумя детьми решила уехать в деревню, но не успела. Наш город, расположенный в 220-ти километрах от Москвы, очень быстро, уже 18 октября 1941 года, был оккупирован гитлеровскими войсками, которые рвались к столице. Начался голод, и мы варили лебеду, добавляя в нее древесные опилки.
В конце января 1943 года нас с мамой, дедушку, бабушку, тетю с дочерью и многих других жителей привезли на станцию Рождественно, погрузили в товарные вагоны и повезли в неизвестном направлении. В Смоленске немцы выбросили на платформу покойников, и мы вновь отправились в путь. 3 февраля оказались в белорусском городе Слуцке. Здесь, в концлагере, было голодно, холодно, мучили вши, начался тиф. Каждый день умирали люди. У меня начался рахит — я перестал ходить, и мама меня носила на руках.
Когда начал приближаться фронт, нас на машинах довезли до польской границы, затем на поезде через Варшаву, Познань отправили в Лейпциг.
Маленького Володю и его родственников привезли в Германию на работу. Он с родственниками попал в небольшой город Лейбау, на биржу, где окрестные помещики-бауэры разбирали к себе работников. Большую родню Володи взяла пожилая немка, у которой уже работали украинцы, поляки, французы.
— Этот период я уже помню, — делится воспоминаниями Владимир Михайлович. — Мы жили в отдельных комнатах, работали по хозяйству — ухаживали за скотиной, было что надеть, что поесть. Здесь мы все пришли в себя, и у меня со здоровьем стало получше. Отчетливо врезалось в память, как вместе с другими ребятами собирали в саду яблоки, потом раскладывали их под навесом — готовили для скотины.
Так продолжалось десять месяцев. Днем освобождения стало 9 мая, когда в немецкую деревню вошли советские солдаты. И вновь всех повезли в Лигнец, где располагался фильтрационный лагерь. Проверка каждого — и взрослого, и ребенка — шла до августа.
— Мы и предположить не могли, что эта проверка продолжится и после возвращения домой, — рассказывает мой собеседник. — Каждый месяц мама ходила на допросы в органы, иногда за ней приезжали на машине и увозили. Мою тетю, хорошо знавшую немецкий язык, чуть ли не за шпионку принимали. Вообще, нас, побывавших в плену у немцев, считали изгоями, маму долго никуда не принимали на работу. Морально это было тяжело. Я в школе и в пионеры, и в комсомол вступил не со всеми, а позже.
Жила семья трудно. В разбомбленном Ржеве было плохо с жильем. Дунаевы жили в ужасных условиях — сначала четыре года в подвале, затем — в бараке, где на восьмерых было 12 метров, и маленькому Владимиру даже приходилось спать на полу под кроватью. Еще сложнее семье стало после того, как из-за доноса арестовали отца-фронтовика. Больше Володя его не видел. Сколько мать ни обивала порогов, никаких сведений о нем узнать не удалось.
Внукам даже трудно поверить сейчас, что на долю их деда выпало столько испытаний. Но это не сломило и не озлобило его.
В 1973 году Владимир Михайлович вместе с женой и сыновьями приехал на КАМАЗ в надежде получить здесь квартиру. Работал на кузнечном заводе. Какой бы трудной ни была смена, по вечерам он спешил на репетиции гремевшей тогда своими постановками театральной студии «Ника», где с первого дня играл главные роли во многих спектаклях.
У этого обаятельного, остроумного и талантливого человека много хобби — он прекрасно играет на гитаре, собрал большую библиотеку, занимается фотографией. Увлечения деда сейчас разделяют и внуки. Большая семья Дунаевых часто собирается вместе.
Кстати
В настоящее время в Набережных Челнах проживают 72 бывших узника фашистских концлагерей.
В конце января 1943 года нас с мамой, дедушку, бабушку, тетю с дочерью и многих других жителей привезли на станцию Рождественно, погрузили в товарные вагоны и повезли в неизвестном направлении. В Смоленске немцы выбросили на платформу покойников, и мы вновь отправились в путь. 3 февраля оказались в белорусском городе Слуцке. Здесь, в концлагере, было голодно, холодно, мучили вши, начался тиф. Каждый день умирали люди. У меня начался рахит — я перестал ходить, и мама меня носила на руках.
Когда начал приближаться фронт, нас на машинах довезли до польской границы, затем на поезде через Варшаву, Познань отправили в Лейпциг.
Маленького Володю и его родственников привезли в Германию на работу. Он с родственниками попал в небольшой город Лейбау, на биржу, где окрестные помещики-бауэры разбирали к себе работников. Большую родню Володи взяла пожилая немка, у которой уже работали украинцы, поляки, французы.
— Этот период я уже помню, — делится воспоминаниями Владимир Михайлович. — Мы жили в отдельных комнатах, работали по хозяйству — ухаживали за скотиной, было что надеть, что поесть. Здесь мы все пришли в себя, и у меня со здоровьем стало получше. Отчетливо врезалось в память, как вместе с другими ребятами собирали в саду яблоки, потом раскладывали их под навесом — готовили для скотины.
Так продолжалось десять месяцев. Днем освобождения стало 9 мая, когда в немецкую деревню вошли советские солдаты. И вновь всех повезли в Лигнец, где располагался фильтрационный лагерь. Проверка каждого — и взрослого, и ребенка — шла до августа.
— Мы и предположить не могли, что эта проверка продолжится и после возвращения домой, — рассказывает мой собеседник. — Каждый месяц мама ходила на допросы в органы, иногда за ней приезжали на машине и увозили. Мою тетю, хорошо знавшую немецкий язык, чуть ли не за шпионку принимали. Вообще, нас, побывавших в плену у немцев, считали изгоями, маму долго никуда не принимали на работу. Морально это было тяжело. Я в школе и в пионеры, и в комсомол вступил не со всеми, а позже.
Жила семья трудно. В разбомбленном Ржеве было плохо с жильем. Дунаевы жили в ужасных условиях — сначала четыре года в подвале, затем — в бараке, где на восьмерых было 12 метров, и маленькому Владимиру даже приходилось спать на полу под кроватью. Еще сложнее семье стало после того, как из-за доноса арестовали отца-фронтовика. Больше Володя его не видел. Сколько мать ни обивала порогов, никаких сведений о нем узнать не удалось.
Внукам даже трудно поверить сейчас, что на долю их деда выпало столько испытаний. Но это не сломило и не озлобило его.
В 1973 году Владимир Михайлович вместе с женой и сыновьями приехал на КАМАЗ в надежде получить здесь квартиру. Работал на кузнечном заводе. Какой бы трудной ни была смена, по вечерам он спешил на репетиции гремевшей тогда своими постановками театральной студии «Ника», где с первого дня играл главные роли во многих спектаклях.
У этого обаятельного, остроумного и талантливого человека много хобби — он прекрасно играет на гитаре, собрал большую библиотеку, занимается фотографией. Увлечения деда сейчас разделяют и внуки. Большая семья Дунаевых часто собирается вместе.
Кстати
В настоящее время в Набережных Челнах проживают 72 бывших узника фашистских концлагерей.
Следите за самым важным и интересным в Telegram-канале Татмедиа
Комментарии (0)