Патологоанатом: «Отношение к умершему у нас почтительное – это тоже человек, только мертвый»

– Аззам Хассанович, вы врач по призванию или настоянию родителей? 

– В нашей семье 14 детей, и я – единственный доктор. Довольно долго шел к своей профессии. До 90-х годов жил в городе Триполи и учился в университете на инженера, потом перешел на факультет социальных наук. Когда в Ливане началась война, молодежь через спецбюро выезжала на учебу в другие страны. К примеру, мой брат обосновался в Москве. Я с девятью сверстниками оказался в России, нам предложили на выбор поехать в Казань, Самару, Ростов или другие города. Мы мусульмане, поэтому без колебаний выбрали Казань и в сентябре 1991 года стали первыми студентами-иностранцами медицинского института. 

– Правда, что получение диплома для вас затянулось на 10 лет? 

– (Улыбается). Да, я студент со стажем. Кроме арабского и латинского языков других не знал и первый год с нуля осваивал русский язык на подготовительном отделении вуза, созданном специально для нас, ливанцев. Три месяца был, как в тумане, с трудом пополнял словарный запас, а потом быстро втянулся. Затем началась учеба, было очень трудно, но все выдержал. Важным стало не подвести родителей, которые оплачивали учебу. На лечебном факультете самой легкой дисциплиной для меня была анатомия, поскольку все термины на знакомом латинском языке. Как полагается, прошел все ступени – ординатуру, интернатуру. И без поблажек! Благодарен всем, кто помогал: преподавателям, однокурсникам. Диплом медуниверситета давал мне право работать только в России. Поэтому для врачебной практики в Ливане я еще три года учился на спецкурсах и второй диплом получил в 2002 году. Стаж патологоанатома – около 20 лет. 

– Наверняка вас уже не удивляет вопрос: «Почему так интересна именно эта сфера медицины?»

– В годы учебы я увлекся гистологией, патанатомия мне тоже легко давалась. Конечно, многих интересует моя работа. Всем отвечаю: «И здесь нужны специалисты!». Я легкий на подъем, все время двигаюсь вперед, работал в морге в Казани, в Актаныше. В Челны приехал три года назад и ничуть не жалею – зарплата больше, работа отлажена. В непростой период эпидемии ковида мы с коллегами испытали колоссальную нагрузку. Благодаря поддержке опытного заведующего отделением Ахнафа Бариевича Файзуллина, адаптация прошла нормально. 
Работа патологоанатома делится на две части: аутопсия – вскрытие тела умершего – и биопсия – исследование биоматериала живого человека. Так что проводим вскрытия тел, изучаем анализы взятых материалов – а это кусочки тканей органов толщиной в четыре микрона, по которым ставится точный диагноз. В день бывает и по 300 анализов. Важно выяснить, насколько своевременно и правильно поставили диагноз человеку при жизни, какие осложнения развились. Отношение к умершему почтительное – это тоже человек, только мертвый. Нас в данном случае интересует причина смерти, больше никаких ощущений. Изучение препаратов – ответственный процесс, ведь через микроскоп можно увидеть многое. 

– Что удивило в чужой для вас стране?

– Для меня Россия не чужая, я тут живу дольше, чем жил в Ливане. Здесь встретил свою любовь на всю жизнь. Но до сих пор удивляет увлечение спиртным, неуважительное отношение к женщине. В Ливане женщина – королева. Так и не привык к морозам. В Ливане зима, как тут осень, – с дождливой погодой и температурой плюс 10 градусов. 

– А с будущей женой как познакомились? 

– Благодаря университету. На пятом курсе приметил Альбину, она младше, перешла из Пермского медвуза. Случайно наши группы оказались в одной аудитории, и меня как молнией пронзило: эта милая девушка – моя судьба! Она выделялась скромностью, нежной улыбкой. Ревновал, на мои ухаживания она ответила не сразу, но я был терпеливым. Спустя три года общения прочитали никах в Волжске, там живет моя теща, а расписались в Казани – скромно, без свидетелей. Жили на съемной квартире, для ее оплаты мои родители присылали по 200 долларов в месяц. 
Честно говоря, теща была против брака единственной дочери с иностранцем: боялась, что я увезу ее в Ливан. Но потихоньку привыкла ко мне, видно, смог растопить ее сердце. К тому же она медсестра, и нам было о чем поговорить. Мы ей безмерно благодарны – она помогла вырастить наших детей. Когда родились сыновья-погодки, я еще учился в университете. Сейчас старшему, Ваэлю, 23 года, он заканчивает КАИ. 22-летний Сауд выучился на газосварщика и полностью обеспечивает себя и жену. С Альбиной не теряем надежды, что династию медиков продолжит младший, Мухаммад, ему 14 лет. 

– Как вам живется в Челнах? 

– Я живу на съемной квартире. По пятницам на автобусе с гостинцами уезжаю к жене: она с младшим сыном находится в Волжске, где долгие годы ухаживала за тещей. Я там не смог устроиться в морг – нет ставок. В выходные встречаемся всей семьей за большим столом. Альбина прекрасно готовит блюда татарской и ливанской кухонь. 

– Вы обсуждаете с ней свою работу?

– У нас есть правило: никаких подробностей про пациентов и чужие болезни. Вся наша работа состоит из секретов.

– В семье на каком языке говорите?

– В основном на русском. Хотя мы два года жили с семьей в Триполи, арабский лучше знает средний сын: он дополнительно занимался. Там дети ходили в государственную школу, изучали английский и французский. Альбина работала акушером-гинекологом. Я год был терапевтом, потом устроился в гистологическую лабораторию при больнице, поскольку из-за нехватки персонала появилась возможность потрудиться в этой области – и затянуло. Тогда врач получал в среднем 2 тысячи долларов. В 2007 году в Ливане началась война, я переживал за семью, и мы вернулись в Татарстан. 

– В чем отличие ливанской медицины от российской? 

– Медицинская помощь – частная, и большую часть расходов работающим покрывает страховка, которую оплачивает фирма. Если нет страховки, то расходы на 90 % берет на себя государство. В Ливане нет понятия «документация» – все по минимуму, для врача достаточно карточки пациента, чтобы на приеме ему уделить больше внимания. В России много времени уходит на отчеты, заполнение историй болезней. 

– Можете сравнить: отчего чаще умирают в Челнах и Триполи?

– Одинаково превалируют болезни сердечно-сосудистой системы – инфаркты, инсульты, а также злокачественные ново-
образования. Поскольку Триполи расположен в горной местности, благодаря здоровому образу жизни там много долгожителей в возрасте ста лет и больше. 

– Как вы лично относитесь к смерти? 

– Бояться смерти нет смысла – это неизбежность. Все мы понимаем, что в итоге результат один: чтобы ты ни делал, все равно умрешь. А вообще, смысл жизни и счастья для меня – в детях. Я очень люблю свою семью, своих родных. 

– Ваши родные далеко, скучаете?

– Каждое утро у нас начинается с смс-сообщений от братьев и сестер с пожеланиями хорошего дня. Традицию общаться и поддерживать друг друга с детства заложили родители. В годы студенчества мои письма шли по три-четыре месяца. На почтамте заказывал переговоры, чтобы две-три минуты слышать родные голоса. Отца и матери уже нет в живых, а мои братья и сестры с семьями живут в Ливане, Германии, Австралии. Стараемся раз в год встречаться в родительском доме. Вообще, в Ливане культ семьи, в воскресенье ходят в гости к родителям, бабушкам и дедушкам, любят посиделки с фруктами, выпечкой. Растят по четыре-пять детей. По моим подсчетам, только в нашем клане сейчас около пяти тысяч человек. 

– Ваш совет врача нашим читателям.

– Здоровье человека – его личное отношение к этому вопросу. Чтобы не болеть и долго жить, нужно самому заботиться о нем. Так, я встаю в пять утра, делаю гимнастику, веду здоровый образ жизни, на работу хожу пешком, раз в неделю практикую интервальное голодание - 14 часов не ем.